Меня охватила тревога. Я пригнулась у хвои на земле, руки и ноги были неудобно выгнуты, но сильные, дрожали от желания бежать… и я побежала. Быстрое движение, дыхание обжигало легкие, и скорость была как падение во влажном воздухе.
После этого был еще один кошмар. Когда я проснулась, потея и задыхаясь, я ощущала себя опухшей, как после пира на День Благодарения.
Ни один из кошмаров не пропал к утру. Они толпились за моими глазами, давили на череп изнутри, расправляли темные крылья надо мной. Свет дня проникал сквозь шторы. Я приподняла голову с пола, увидела папу в одеялах под картиной баку, выполненной чернилами — единственным украшением в моей спальне.
Я хрипло рассмеялась. Впервые за десять лет я не спала под картиной.
Когда я была девочкой, папа укладывал меня спать с историями о злых воплощениях снов из деревни Хераи. Две сплетенные змеи, лис с голосом человека, кровавая одежда, говорящий котелок с рисом — обычная Япония, где постоянно были ужасы. Те картинки не пугали меня, и у меня не было кошмаров после историй папы.
Но в те ночи, когда у него была вечерняя смена в Маринаполисе, у меня были ужасные кошмары, не полные запутанных фрагментов, как в подростковом возрасте, но сны, где безымянные существа гнались за мной в темных местах.
Когда мне было восемь, даже вид мамы на пороге ночью вызывал у меня слезы, и папа взял кисть для каллиграфии посреди ночи. Он сел в позе сэйза на моем ковре, растер чернила об камень и сильными мазками набросал силуэт баку, пожирателя кошмаров из японского фольклора, на плотной рисовой бумаге. Баку выглядел как смесь слона и тигра. Неуклюжий, нескладный и немного грозный, но, если люди говорили: «Баку, приди и съешь мой сон» — три раза на японском, просыпаясь, они должны были получить защиту от плохих последствий кошмаров.
Папа повесил эту картину над моей кроватью, и кошмаров стало меньше. Они не пропали, но не заставляли со страхом просыпаться утром, потея и задыхаясь.
В начале шестого класса у меня начались месячные, и в мои сны стали вторгаться фрагменты других людей. По утрам я просыпалась со страхом, который окружал мою голову, в голове будто плавали электрические угри, и я открывала глаза и смотрела сразу же на картину баку.
Меня странно успокаивали его нескладные части тела, они сочетались с разбитым ощущением в моем теле. Чернила на белом фоне помогали отделить фрагменты других людей от моей реальности.
Жаль, но этим утром вид баку мне не помог.
Я глубоко вдохнула, воздух застрял в легких, словно их набили ватой. На лице были высохшие дорожки от слез. От поворота головы, чтобы проверить папу, мышцы закричали, словно я гребла сама в лодке по всей рек Уилламетт.