Мои щеки пылали. Мы были семьей безумцев.
— Можешь принести стакан воды? — попросила я Кена.
В моей ванной должны были остаться транквилизаторы после моей прошлой попытки опеки. Марлин напоминала мне обновить их, но я… да, вот они. Я схватила баночку и побежала в гостиную.
Кен стоял на кухне с нечитаемым выражением лица и со стаканом воды в руке. Я забрала стакан и пошла к дивану.
— Пап?
Больше лепета. Он бубнил на том диалекте. Вспышка, что заставила его произнести безумное предупреждение на английском, пропала.
Я опустила его на пол рядом с собой, прижала одной рукой локти к его бокам, а другой сунула в его рот маленькую розовую таблетку. Такой худой. Из кожи выпирали кости.
Папа боролся, выплюнул таблетку.
— Позволь, — Кен обошел диван.
— Я справлюсь, — едко сказала я. — Просто оставь нас одних на минуту.
Кен попятился и ушел в ванную.
Паника во мне утихла.
— Пап, таблетку нужно съесть, ладно? Пожалуйста, — я повторила это и на английском, и на его диалекте. На третий раз папа позволил сунуть таблетку сквозь его губы.
Он сделал глоток, кадык дернулся, но, когда я попыталась дать ему воды, она стекла по его подбородку на рубашку.
Я оставила его, хоть глаза жгло, и слезы не полились только потому, что я прикусила губу.
Папа мог поспать в моей комнате этой ночью. Но мне нужно было разложить диван для Кена.
Из ванной донесся звук смывающего унитаза.
Чем скорее, тем лучше.
Я быстро разложила диван, бросила сверху одеяла и подушку, потащила папу к себе.
— Чувствуй себя как дома, — крикнула я Кену и закрыла дверь.
На миг я села на край кровати рядом с папой и дышала, ощущая свою комнатку самым безопасным местом в мире. Безопаснее, чем там, где мне нужно было думать, что сказать Кену и его нарочито нейтральному выражению лица.
Папа зевнул, его глаза слипались после таблетки. Я помогла ему лечь на кровать, сняла с него тапки. Блин. Футон был свернут в шкафу снаружи. Я не буду выходить. Я ворчала, как старушка, сооружая гнездо из одеял на полу, но таблетка сработала на папе. Он лишь дышал с замиранием, а из гостиной не доносилось ни звука.
Хоть в теле оставался адреналин, я смогла лишь пару мгновений думать, что было на Кене, пока он лежал на моем диване, а потом я тоже уснула.
И увидела сны.
Лицо мертвой кинозвезды в макияже злодея из фильма было в чернильных слезах. Я бежала от безымянного ужаса, от тени, а потом поняла, что это был не мой сон, а кассира из аптеки.
Сон стал размытым, пропал в темном лесу.
Желтые глаза смотрели из-за темных веток. Сильные запахи мускуса и хвои со старым мхом оставляли след на моем языке.