– В данный момент существует контракт, который утверждает обратное, – напоминаю я ему.
Он откидывает голову, а его губы трогает понимающая улыбка.
– Вообще-то, я следую контракту. Это ведь моя работа – защищать тебя от внешних угроз.
– Угрозам мне или угрозам на твое посягательство на меня? – вопрошаю я, подняв бровь.
Его улыбка приобретает оттенки темного.
– Я заклеймил тебя 3 года тому назад.
– И ты думаешь, это дает тебе какие-то права?
Когда я фыркаю, он резко говорит:
– Ты – моя.
Я выдерживаю его решительный взгляд, а сердце бьется часто-часто, не смея надеяться.
– Ты не можешь говорить, что хочешь меня, а затем заявлять, что тебе не нужны отношения, – высказываю я ему, затаив дыхание.
Он хмурится.
– Именно ты не пришла в то кафе.
– Вообще-то пришла. Я принесла тебе часы. Ты помог мне в прошлом. Я хотела вернуть тебе их, но потом подслушала твой разговор по телефону. Ты уезжал, поэтому я оставила эту затею и вместо этого отдала часы Мине.
Он сверлит меня глазами, в их синих глубинах мерцает удивление.
– Ты приходила?
Я киваю и позволяю напряжению выплеснуться вместе со словами.
– Когда ты был нужен мне, ты был рядом. Если я буду нужна тебе, я буду рядом, Себастьян.
– Я не хочу быть твоим обязательством. – Он стискивает челюсти. – Я, бл*ть, хочу быть твоей одержимостью.
Ты захватил все мои мысли с 13 лет. Я бы сказала, что это и есть чертова одержимость! Мне хочется кричать на него. Одержимость – это не любовь, там нет места никаким обязательствам, так зачем мне раскрывать свое сердце? Просто чтобы он с ним поиграл?
Однако он не дает мне возможности сказать хоть что-то, так как говорит яростным, но мягким голосом:
– Но сейчас я возьму на себя одно обязательство.
Он подходит ближе, и его слова чувственной вибрацией проходят сквозь мой висок:
– Ты нужна мне.
От тоски, прозвучавшей в его голосе, все внутри меня сжимается. Боже, я тоже изнываю по его прикосновениям, однако я заставляю себя отклонить голову назад.
– Не так.
Его брови сходятся.
– Почему нет?
– Потому что слова «отношения» нет в твоем словаре.
Он трясет головой, выглядя полностью растерянным.
– Я всегда говорил тебе правду. Я не способен стать кем-то большим для тебя. Я сломан, и уже никогда не стану целым.
Что случилось такого, что заставляет его думать так? Кто бы ни сказал, что правда ранит, был чертовски прав. Я проглатываю свое разочарование и ворчу:
– Будто я образец идеального воспитания.
Его взгляд удерживает мой, и он полон самоуничижения.
– Я разрушил каждые отношения, что у меня были. Я не могу позволить эту опцию для нас, потому что я обязательно все испоганю. Вот в чем разница.