Больше мадам Мартини подобных вылазок не повторяла. По все видимости, ее примерно наказали и приставили охрану в виде гориллоподобного змея с ледяными глазами.
…Бедный, бедный Кирюша Туполев! Я едва удержалась, чтобы не погладить его по головке. Надо же, и этому «мальчику из хорошей семьи» больше нужна мама, чем женщина.
– Давайте я приготовлю вам кофе? Есть хороший…
Гость покачал головой и шмыгнул носом.
Жалеть нельзя, разревется, напомнила я себе и добавила в голос жизнелюбия, напоминая:
– У меня тушеная картошка в баночке есть. Хотите? Вы когда в последний раз ели?
– В прошлой жизни, – выдавил он и хрипло толи расплакался, толи закашлялся. – Тушеная картошка любимое блюдо Назара. У него на икру аллергия. И на омаров тоже… аллергия. А у меня похоже, что на жизнь. Знаете, чего я хочу, Софья?
– Чего?
– Запереться где-нибудь и писать. Всю жизнь хотел. Раскрыть толстую тетрадь, наточить карандаш и писать, писать, писать. И чтобы рядом никого. Купить домик где-нибудь в глуши, посадить картошку, завести козу и собаку… Вы бы так хотели? Софья?…
– У меня была коза. В деревне у бабушки.
– Да? – оживился он. – И как ее доить? Вы умеете?
Я пожала плечами.
– Это несложно.
– А где живет ваша бабушка?
– Она умерла.
Эти слова вернули на лицо гостя маску из страданий. Он скуксился, готовый заплакать, и я таки провела ладонью по шелковистым черным волосам.
– Спасибо, Софья, – булькнув горлом, сказал Джеймс Бонд из бывших. – Спасибо.
Та-а-ак. Еще минута и разрыдаемся оба. Я отдернула руку и полезла в сумку за баночкой с картошкой.
Запах, вырвавшийся из-под пластиковой крышки, – жареного лука, тушенки и лаврового листа, – вызвал у нас обоих приступ тошноты.
– Уберите! – взмолился Кирилл и уткнулся носом в душистое кашне. – Уберите сейчас же. Не то меня вырвет.
Ох, и беда с этими неженками!
Да и с впечатлительными Софьями тоже не соскучишься. Поставил бы Тушкоев в палатку нормальный телевизор, ничего бы подобного не случилось. Сидела бы себе Софья у экрана, торговала пивом, не отрываясь от сюжета, и даже ухом в чужие тайны не вела.
А теперь? Теперь на пустой таре сидит перепачканный английский джентльмен, одним видом способный выжать слезу из камня, и имеет аллергию на жизнь.
И скажите мне на милость, что с ним делать?! Одно дело любоваться красивым мужиком через бинокль или со ста метров, другое дело выступать в роли наперсницы через сорок минут после знакомства. Так быстро я даже в электричках не успевала подружиться.
Что же делать? Намекнуть на дверь? Или предложить свое общество как печальный финал беспечной жизни «мальчика из хорошей семьи»? Эх, горе луковое. Лучше бы я выбрала в идеалы более брутальный персонаж. Генрих Восьмой – чем не греза? Мощный, как паровоз, богатый, как Крез, наглый, как танк и такой же непробиваемый. Такой бы жену бить не стал. Пересчитал бы сопернику зубы, ребра и пальцы, жену в угол на всю ночь поставил, а сам – в теплую постельку баиньки. Уже утром на трезвую голову спокойно помог собрать жене чемоданы.