Если я задумываюсь о своей жизни, то в ней нет периода в пять примерно лет. Я их не помню и не чувствую. Когда дочь родилась, и я столкнулась с неясным диагнозом, голова поплыла. Моя мама постаралась быть рядом.
Она решила взять отпуск, когда нам нужно будет оперироваться, чтобы помогать.
(У нее была традиция – брать отпуск к рождению внука, чтобы помогать. В первый раз правда она была уверена, что врачи ошиблись с датой родов и ребенок у меня должен родиться на месяц раньше, поэтому запланировала отпуск на месяц раньше. Как раз в это время нужно было подготовить к поездке моего брата. «Я же должна его собрать, ты же понимаешь». Я понимала. Ребенок родился почти на две недели позже врачебного срока, к тому времени отпуск закончился. «Ты же понимаешь, что я должна выйти на работу». Я понимала.)
Мама проявила невероятное участие в спасении внучки. «Я не могу позволить, чтобы мою внучку положили на операционный стол некрещенной!». Дочери был месяц. Роды были непростыми. Но нужно было поехать в монастырь за благословением на операцию. И на всякий случай, съездить полечить ее у бабки. А также съездить в соседнюю область и накупить у целительницы заветной мази. И нужно было верить, ВЕРИТЬ, что дефект позвоночника рассосется! Потому что, если ты действительно хорошая мать, все может рассосаться….
Находясь в полном тумане, я могла только растить ребенка и искать информацию, которой было немного. Мама звонила мне каждую неделю, проверить, добросовестно ли я ищу информацию и хорошо ли я спасаю дочь.
Я поняла впервые, что очень нуждаюсь в поддержке. На тот момент мамина деятельность считалась именно поддержкой. Но медленно-медленно становилась очевидной пропасть.
Я стала чувствовать, что поддержка – это то, в чем я нуждаюсь, а не то, во что играет мама. Я стала понимать остаток имеющихся у меня сил. Что я имею право обратиться за помощью.
Наступил период, когда родственные отношения для меня заключались в том, чтобы меня услышали, а не в том, чтобы понимать чужие заботы.
Я стала обращаться за помощью. Мне отвечали отказом. Начались яркие скандалы с обозначением границ, на что мы могли рассчитывать и на что не могли. Мы не имели права рассчитывать на то, чтобы кто-то помогал нам. Забрать старшего ребенка из детского сада было очень большой услугой. Провести с ним выходные можно было только за очень глубокую благодарность.
С дочерью было еще сложнее. Я заставила их стать бабушками больного ребенка, хотя они не просили даже здорового. Пока она была мала, они могли абстрагироваться от нее. Они не имели с ней дела, она не знала их в лицо. Но после полутора лет ребенок стал объективной реальностью. Они пытались ее отрицать.