Логика подсказывала, что мне нужно чем-нибудь позавтракать, но как только я встала и прошлась по пыльной комнате, я совсем не ощутила голода. Вероятно, это хорошо, поскольку вряд ли в комнате есть какая-либо еда, у которой не истек срок годности более ста лет назад.
Я тяжело вздохнула, демонстративно игнорируя тоскующее-по-дому чувство, которое начало расширяться, стоило мне подумать о семье и что они могли бы делать сегодня.
Выбирали ли они гроб? Или ещё слишком рано? Сколько времени люди ждут, прежде чем похоронить кого-то?
Я вздрогнула от мысли, что мое тело может лежать где-то в морге в окружении других трупов. Все стерильное, холодное и металлическое. Полное отсутствие тепла или жизни. И в довершении всего, я терпеть не могла запах формальдегида, постоянного элемента в морге.
Такие мысли лучше держать на расстоянии. Может быть, когда все эти задания будут уже выполнены, я позволю себе подумать о семье, или обо всех тех вещах, которые я хотела сделать перед смертью. Но сейчас я собиралась сосредоточиться на поставленной задаче и просто попытаться пережить циклы и поведение Хейдена. Хотя я не знала, что хуже.
― Надеюсь, Моника не забыла покормить Рона Свонсона, ― вслух подумала я, мой несуществующий голод напоминал мне, что Моника может забыть о своих обязанностях в свете смерти своей соседки /лучшей подруги.
Наш шотландский вислоухий кот выглядел весьма сварливым, когда у него было достаточно еды. Я не представляла, как будет выглядеть его приплюснутая морда, если его не накормят.
Убивая время, пока не появится мой нежелаемый гид, я детальнее осматривала комнату, чувствуя, что она больше похожа на дом с привидениями, чем на что-либо еще. Я не планировала выходить на улицу, вдруг вчерашний зомби там остался. Конечно, я могла смотреть в окна, но жалюзи застряли, позволяя лишь крошечному лучику света, который и разбудил меня, пробираться между деревянными досками.
Усевшись на заплесневелую кровать, я невольно вздрогнула, снова проигрывая вчерашнюю травматическую сцену. В хижине было тихо; звук был приглушен слоями пыли, которая покрывала каждую поверхность. Но где-то я смутно слышала что-то похожее на плач.
Не просто плач, а женский плач.
― Мама? ― прошептала я пустой комнате, размышляя, сыграл ли мой разум со мной злую шутку.
― Моя маленькая девочка, ― прошептала она в ответ, ее голос надломился, и его было трудно слышать.
Я, правда, слышала свою маму? Был ли мой дух каким-то образом связан с моим телом?
― Мама? ― снова сказала я, на этот раз немного громче, надеясь, что каким-то чудом она меня услышит.