— Всего хорошего, Джей, — шепчу я его Харлею, потом иду по темной, пустой улице в сторону главной улицы, с более оживленным движением.
До сих пор падают снежные хлопья с неба, крыши некоторых домов выглядят, будто присыпаны сахарной пудрой. В этой части города нет Рождественского освещения, это не очень богатый район. Весь блеск сосредоточен в части города, где собираются туристы.
Десять минут спустя, я нахожу такси, которое привозит меня домой. Мои ноги ватные, когда я открываю дверь в дом и, уставшая, поднимаюсь к нашей квартире, где меня приветствует суетливое мигание автоответчика. Мое сердце сразу же начинает тарахтеть, как отбойный молоток, потому что я понимаю, кто звонил. Меня тут же накрывают угрызения совести тяжелым полотном, и мне нужно сесть, перед тем, как нажать на кнопку.
Бен. Снова Бен.
«Миа, детка, где ты? Ты до сих пор гуляешь? Это не похоже на тебя. Перезвони мне, пожалуйста, ладно? Я люблю тебя!»
«Миа, твой телефон выключен, и дома тебя тоже нет. Я волнуюсь. Пожалуйста, перезвони мне, когда вернешься. Не важно, когда. Я не лягу спать без твоего звонка. Люблю тебя»
«Медленно я задаюсь вопросом… Я звонил Бет. Она говорит, что ты ушла пораньше, и не знает где ты… Куда ты пропала, Миа?»
«Миа, это Бет. Бен только что звонил мне, хотел узнать, где ты. Дерьмо, Миа, надеюсь, ты не натворишь глупостей? Меня так мучает совесть! Я не должна была оставлять тебя с ним наедине, это было так неразумно. Надеюсь, ты не натворила ничего плохого. Пожалуйста, позвони мне, когда вернешься!»
«Ты не перезваниваешь, и я не могу к тебе дозвониться, значит, я так полагаю, у тебя есть дела поважнее, чем разговаривать со своим скучным мужем. Возможно, ты позвонишь мне завтра утром, когда освободишься? Спокойной ночи».
Это было последнее сообщение от Бена. Оно пришло чуть больше часа назад. Холодный пот стекает по моей спине. Я сжимаю руки в кулаки и прижимаю их к губам, чтобы сдержать слезы.
Господи, он все знает. Или, как минимум, догадывается. Потому что Бет ничего не рассказала ему о Джее. Но Бен не дурак, он может сложить два плюс два. Возможно, он целый вечер себе накручивал, не хотел это признавать, но потом понял, что произошло. Меня тошнит, и я еле успеваю наклониться над раковиной. Потом я остаюсь сидеть на твердой плитке под холодом, таким образом, наказывая себя.
Неудача всегда ощущается ужасно, но еще хуже, когда приходится самому нести вину, не имея возможности переложить ее на другого.
Это разрывает меня. Мне так невообразимо больно, что я бьюсь головой о стену, чтобы физической болью заглушить внутреннюю. И от мысли, что завтра придется поговорить с Беном и во всем ему признаться, у меня останавливается дыхание.