— Дурак. — Девушка покраснела. — Фёдор где?
— Сейчас придет. Мы с ним поспорили, кто быстрей до завода доберется: он бегом или я на троллейбусе.
— Ты победил?
— Не… Он победил. Только он теперь шагу ступить не может. Сидит на лавочке за проходной, отдувается, газировкой отпивается. Может, сходишь за ним, поможешь? А я тут за станком твоим пригляжу…
— Ну нет, — Света тряхнула головой. — Давай лучше вместе. Ты завтракал сегодня?
— Не успел. А что? Покормить меня хочешь? Это я с радостью!
— Вот и пойдем. Я только Михалычу скажу, что мы отлучимся. По комсомольской надобности.
— По комсомольской, — Захар хмыкнул. — Это ты здорово придумала! А деталь-то мне дашь? По надобности?
— Сам выточишь, — сурово сказала Света. — И чтобы с нормальной фаской!..
Кефир ребята выпили залпом — дружно булькая и дергая кадыками.
— А ты, Светка, ничего, — одобрительно сказал Захар и, прищурившись, заглянул в широкое горло пустой бутылки. На верхней губе Захара остались смешные белые «усы», но он этого не чувствовал.
— Еще что-нибудь есть? — спросил Фёдор, дожевывая гренку.
— Неа.
— Жалко… Если будет — приноси. Мы пожрать любим.
Ребята действительно оголодали — Света как-то это чувствовала.
— Жениться бы! — вдруг сказал Захар. — Каша утром, борщ в обед и макароны с гуляшом на ужин… Свет, ты гуляш умеешь?
— Дурак. — неуверенно сказала Света. И, чуть помолчав, добавила:
— Умею…
В цех они вернулись дружной компанией. Прихрамывающий Фёдор рассказывал анекдот про Петьку и Василия Ивановича, Захар рукавом размазывал «усы» по щекам, Света звонко смеялась — не столько над анекдотом и «усами», сколько просто от хорошего настроения.
За открытой фрамугой окна наперебой цинькали пичуги, капель отбивала ритм вальса, а над потрескавшейся бетонной отмосткой, нагретой весенним солнцем, поднимался пар; пахло влажной теплой землей, горячей стальной стружкой и машинным маслом.
И Света почему-то — кажется, без всякой видимой причины — верила, что теперь у них всё будет хорошо…
— Ведьма ты, — одобрительно сказала Марья Степановна своей подруге Варваре, сидящей напротив.
По старой привычке они пили горячий чай с блюдец — так он был ароматней и вкусней.
— Значит, у девочки всё хорошо? — улыбнулась Варвара.
— Теперь эти оболтусы за ней хвостиками вьются, каждое слово ловят. Втрескались — по уши! Оба постриглись, приоделись, в цех приходят раньше всех, уже третий день двойную норму делают — лишь бы девчонка на них внимание обратила.
— А она что?
— Чистая душа. Радуется.
— Вот и славно…
В комнату, оклеенную обоями со звездами, заглянул горбун Прошка: