, но
добрыя девочки и
добрыя дети (А. А. Шахматов называл такое различение позднейшими мудрствованиями грамотеев), от написания в окончаниях прилагательных в род. пад. ‑
аго/‑
яго (
добраго,
третьяго); писать только
они,
одни,
её, но не
онѣ,
однѣ,
ея. Предлагалось также после шипящих под ударением писать только
о:
шолк,
пошол. Смысл этих и некоторых других изменений заключался в том, чтобы освободить русское правописание от условностей, не основанных на фактах живого языка.
Несмотря на такое благополучное начало, судьба реформы оказалась драматичной. Работа комиссии натолкнулась на сильнейшее сопротивление. Реформу поддержали преподаватели и демократически настроенная общественность, но общество в целом было настроено против нее. Разжигали страсти, как бы мы сказали сейчас, СМИ. При одном только известии о создании комиссии, по свидетельству «летописца» этих событий, одного из членов подкомиссии В. И. Чернышева [Чернышев 1970], стали распространяться слухи о том, что готовится покушение на основы русской культуры. Бодуэн де Куртенэ, член комиссии, так комментировал протесты против отмены твердого знака в конце слов: «Отсутствие буквы ъ в конце писанных русских слов, или т. н. „писание без еров“ („безъерье“) действует на своеобразных „патриотов“ как красная тряпка на быка» [Бодуэн де Куртенэ 1912]. Но особенно ожесточенное сопротивление вызвало известие об «изгнании» буквы ѣ. Эта буква стала настоящим знаменем борьбы — многие сводили реформу к вопросу, быть или не быть этой букве. Защитники видели в ней святыню языка, священную реликвию. Даже признавая, что эта буква — условность и бесполезное украшение, считали, что этот «орфографический орнамент есть венок на могилу наших предков». Автор одной газетной статьи заявлял: «Сам я не стану писать без ятей, хотя бы Академия наук исходатайствовала уголовное наказание за употребление этой бесценно дорогой для меня, потому что купленной немалыми страданиями, буквы».
Причины неприятия изменений в письме были разного характера: социальные, политические, психологические и в наименьшей степени — научные. «Орфографический раскол» был в какой-то мере отражением социального расслоения общества. Реформа носила демократический характер: в ней в первую очередь были заинтересованы широкие слои народа, приобщавшиеся к грамоте. Именно эта демократическая направленность реформы и раздражала многих. Правописание — «привилегия образованного… перед чумазыми», — писалось в одной газете того времени. Бо́льшую же часть противников реформы составляли те, кто просто не хотел ничего менять. Многие боялись внезапно оказаться неграмотными — «попасть из попов да в дьяконы». Легализацией безграмотности назвал реформу в одной из газетных публикаций известный географ-путешественник Семенов Тян-Шанский.