Когда СУЛ не рвала поблизости траву, она всегда лежала рядом на берегу, на своём излюбленном зелёном обрыве над водой и наблюдала за моей деятельностью.
— Смешные вы, люди-человеки! — говорила она. — Надо же иметь такую гладкую белую кожу без волос! И приходится вам надевать сверху ещё другую, чтобы не замёрзнуть! То ли дело моя, — в этот момент она всегда склоняла голову набок и пощипывала себя зубами.— Моя кожа одна: она всегда на мне, не боится ни грязи, ни холода, сама обновляется каждую весну и осень. Видишь, блестит как новая!
Что я мог возразить? Она была права.
Иногда мы разговаривали не только об одежде. Я рассказывал ей о Москве, в которой родился, о том, что там вся земля закована в камень и дома из камня, и СУЛ всегда поражалась. Но когда я однажды сказал, что в детстве до войны у меня всё было по-другому, что было много запасной одежды и что еды было вдоволь, СУЛ почему- то не удивилась.
В детстве всегда все по-другому, — сказала она спокойно. — В детстве все мы пьём молоко. А потом всё это кончается, молока больше нет, и едим мы одну траву да сено. И работаем. Так устроена жизнь, так оно было и всегда будет...
— Ну, не говори! — возразил я. — Можно всю жизнь пить молоко. Когда оно есть. Или почти всю.
— Не рассказывай сказок, — сказала СУЛ.
— Хочешь, я принесу тебе молока? — рассердился я. — Возьму у доярок и принесу! Честное слово!
— Я знаю, ты меня любишь, — кивнула СУЛ. — Это нам просто повезло, что мы друзья в этой степи. Тем более что ты человек, а я лошадь! И что мы понимаем друг друга. В этом наше счастье!..
— Почему ты не ударила меня, когда я сзади подошёл в тот первый раз, как я стадо принимал? — спросил я.
— Сначала мне тебя просто жалко стало, — смущённо сказала она, —
Я поняла, что ты здесь новичок... И ничего не понимаешь в лошадях и вообще в нашей жизни. Ну а потом... а потом я тебя полюбила!
— Мне тебя тоже очень жалко стало, когда ты упала, а потом так тихо ждала меня, не убегая... Правда, я не совсем уверен был, что ты меня не ударишь: о тебе ведь бог знает что болтали! Что ты злая, кусаешься, бьёшь всех копытами.
— Да ну их! — весело перебила СУЛ. — Вот Касу — хороший. Я когда-то с ним работала. Он лошадей любит. Он всегда обо мне заботился. И нагружал поменьше, и подкармливал.
Так мы разговаривали от нечего делать, и в этом тоже была своя радость.
Как-то на рассвете, предвещавшем безоблачный день, появились из-за сопок одинокие быки, откуда я их совсем не ждал. Я принял их за своих, для меня быки и коровы всё ещё были до какой-то степени одинаковые — все на одну морду — тем более издалека. А СУЛ сразу поняла, что это не наши.