— Вон чужое стадо, — кивнула она головой.
— Ты уверена? — спросил я, приглядевшись.
Пятеро красных быков паслись далеко в стороне — я решил, что это мои туда забрели, и уже хотел их заворачивать.
— Абсолютно уверена! — ответила СУЛ, взмахнув хвостом. — А вон и ихний пастух идёт.
Действительно, из-за сопки показался всадник на белой лошади. Он шёл ко мне рысью... Подумать только! Целое приключение в моей одинокой степной жизни.
Я смотрел, загородившись от ещё низкого солнца ладонью, как он нёсся навстречу, как развевался его плащ и мелькали ноги лошади, как она вскидывала голову — очевидно, ржала: звуков ещё не было слышно.
Тем временем позади возникли ещё быки: белые, чёрные, пегие, будто из-под земли вырастали...
Не доезжая до меня, пастух осадил коня и приблизился шагом. Это был молодой казах с тёмным румянцем на блестящих скулах. Одет был добротно: ватный костюм, сапоги, брезентовый плащ и огромный лисий треух на голове. Чёрные узкие глаза смотрели весело. На лбу выступили блестящие капельки пота. Становилось жарко, но я знал, что казахи и в жару тепло одеваются. «Когда потеешь, становится прохладней», — говорят старые казахи.
— Амансыз ба — здравствуй! — произнёс парень с видом превосходства после того, как оглядел меня с головы до ног. Наши лошади, как я заметил, тоже поздоровались.
Молодой казах сразу узнал во мне приезжего, к этому и относились нотки превосходства в его голосе.
— Эвакуированный?
Я кивнул.
— Чай есть? — И этого вопроса я ждал: в те годы все казахи охотились за чаем. В магазинах он бывал редко.
— Чая нет, — сказал я. — Я давно приехал. У меня ничего нет.
В его глазах мелькнуло сожаление. — А ты как здесь очутился? — спросил я, в свою очередь. — Здесь мы пасём. Айтчанская ферма. Знаешь Айтча-на? Тебе здесь нельзя пасти. Айтчан ругаться будет.
Он засмеялся, закивал головой.
— Айтчана знаем! С фронта пришла... Не будет она ругаться, родственник наша: я быки в Заготскот гоню, — он махнул рукой на солнце. — В Каркаралы.
— Ну разве что, — сказал я важно.- Здесь луга наши.
— Ты скакать хорошо умеешь? — спросил он вдруг, глядя на СУЛ, на её ноги.
— Умею, — сказал я. — Немножко...
— Немножко! — засмеялся он опять: весёлый был парень, глаза так и сверкали. — Давай устроим байга! На чай! Я первый буду — мне пачка чай! Ты первый — буханка хлеба тебе! — он тряхнул заплечным мешком.
— Да говорю же тебе, что чая нет! — рассердился я.
Я видел, что он поверил мне. Но он не тронулся с места.
— Зачем твоя сердится? — сказал он вдруг примирительно. — Нет чай — не нада! Ничего не нада! Вот буханка хлеб есть! Давай байга? Ты первый придёшь — твоя хлеб!