Он, схватив меня за затылок, прижимал все ближе к себе, пока кончик моего носа, наконец, не коснулся его живота.
— Черт, Кэти! Что ты делаешь со мной?
Удивленная, я посмотрела на него, но выражение его лица не выражало ничего, кроме страсти, которую он чувствовал. Это заставило меня задуматься, а не придумала ли я только что эти слова.
Его член дернулся, и я почувствовала соленый привкус на задней части своего языка, прежде чем проглотила.
Внезапно Маркус вышел и застегнул брюки. Не говоря ни слова, он схватил меня за руку и заставил встать на ноги. Я, спотыкаясь, шла за ним, не решаясь издать ни малейшего звука.
Что сейчас будет? Собирается ли он убить меня? Почему я внезапно нахожу эту мысль волнующей?
В коридоре он открыл дверь в ванную и запихнул меня внутрь.
— Прими душ и смой эти слезы. Не смей делать глупости или я клянусь, что… — он прервал себя, плотно сжал губы, и громко захлопнул дверь.
От его невысказанной угрозы мои колени задрожали, потому что я даже не могла представить, что еще он мог приготовить для меня.
Одна, в ярком свете ванной, я почувствовала себя невероятно глупо. Что хорошего в том, что я сопротивлялась и была такой упрямой?
Обернувшись, я посмотрела через плечо. Моя задница была огненно-красного цвета, а в некоторых местах переливалась пурпуром. Из моего горла вырвался всхлип.
Он просто гребаный мудак! И вдобавок ко всему, в качестве благодарности, я сделала ему минет! Что, черт возьми, со мной не так?
На раковине обнаружила одноразовую бритву из желтого пластика. Задумчиво, я подняла ее. Может, стоит прекратить эти страдания прямо здесь и сейчас?
Мне незачем было жить. Возможно, следует поговорить с психиатром...
Истерический смех вырвался из моего горла, и я не могла сдержать его. Я смеялась и смеялась, пока не начала снова плакать.
Немного успокоившись и включив воду, я подумала, что самое худшее во всем этом было то, что моя предыдущая жизнь, на самом деле, была не намного лучше. От этого осознания меня затошнило.
В душе слезы начали падать все быстрее и быстрее. Не только потому, что моя задница горела как от огня и боль только усиливалась, когда вода попадала на нее, но и потому, что я не получала такого количества внимания, как получала от Маркуса, целую вечность. Никто не заботился обо мне, поскольку я была достаточно взрослой, чтобы самостоятельно открыть холодильник.
Эта мысль ранила больше, чем моя задница. Обессиленная, я прислонилась лбом к плитке и продолжила плакать.
Не услышав, как он вошел, я подпрыгнула, когда Маркус, стоявший позади меня, спросил: