– Удобно? – почти мурлыча, уточнил Лев. Вот же хищник семейства кошачьих! – Значит, так и начнем.
И, положив руки мне не талию, сплел пальцы в замок. Прижал меня к себе так, что перехватило дыхание и в лицо бросилась краска. Я хотела возмутиться, вырваться, но Лаврентьев перевел задумчивый взгляд на потолок и уточнил:
– Значит, говорить дочери, что она красивая, неправильно?
Я лишь задыхалась, пытаясь прийти в себя и понять, как поступить. С одной стороны, он ведет себя нахально и вызывающе, с другой… лежит и, глядя в потолок, размышляет о дочери. У меня мозг буквально взрывался. Как это можно совмещать?! Как он может, удерживая в объятиях няню, говорить о Марго? Нет-нет! Это неправильно, неэтично, некультурно, бесстыже, волнующе, возбуждающе, приятно… Да-да! Нужно сейчас же это прекратить. Ну вот сейчас. Ну же, Люба! Хотя бы сейчас…
Понимая, что весь мой запал испарился, как и молоко с разгоряченной кожи, я обреченно ответила:
– Нет, Лев Сергеевич, вы неправильно меня поняли. Я не утверждала, что нельзя говорить дочери, что она красивая. Даже наоборот. Но я видела и не раз, как Марго выпрашивает у вас этот комплимент. Она всякий раз спрашивает: я красивая? И вы отвечаете: да, красивая.
– Это плохо? – приподнял брови Лаврентьев.
Он перевел взгляд на меня, и я невольно поежилась, ерзая на нем. Лев выдохнул, будто я причинила ему неудобство, но рук не разжал. Лишь взгляд его потемнел, а глаза заблестели. Разговаривать в таком положении было до странности неудобно и жутко волнующе. Но… Я понимала, что сделаю все, чтобы хоть немного понежиться в объятиях этого мужчины, но при этом мне не хотелось, чтобы он меня сравнивал с другими женщинами.
Я важно покивала и тоном Геннадия Степановича, который читал нам жутко скучные лекции, проговорила:
– Это плохо, да. Потому что ребенок не обязан выпрашивать любовь, которую родитель ему должен априори.
– О как, – мягко усмехнулся Лев, и мне показалось, что его объятия стали чуточку теснее. – Я знаю много видов… любви. Но какая же из них называется «априори»?
Я посмотрела на него с недоумением:
– Вы же шутите?..
Хотелось закончить словами «или троллите», но я вовремя сдержалась. Я не предполагала, знает ли Лаврентьев значение этого слова. Да, он всего лет на десять меня старше, но порой десять лет – это целая вечность. К тому же он большой бизнесмен, а в тех кругах свой собственный язык. В котором нет подобных слов. Но не это главное. Я боялась ответа. Что если он скажет «да»? И на какую часть вопроса он так ответит? Ощущая, что вспотела от волнения, я попыталась отстраниться, но мужчина тут же сильнее сжал руки, словно не хотел меня отпускать, да быстро проговорил: