— И все равно — теперь вообще не боюсь! — упрямо настаивала я.
— Короткая же у тебя память, — он высказался почти обреченно.
И это только подтверждало мою правоту. Настроение поднималось на глазах вместе с наглостью:
— Кстати, где моя одежда? Та самая, на пляже.
— А я гребу? Эх… жалко, что пива больше нет. С тобой стало весело, но скоро отпустит. Ладно, давай теперь ты рассказывай про самый худший день.
Мне понадобилось время, чтобы сформулировать:
— Я так точно число не помню. Это был день, когда я решила, что имею право быть честной.
— Исчерпывающе, — заметил Герман. — Выкладывай подробности!
— Не, неохота.
— Да это просто нечестно! Я тут зачем откровенничал? Ты нарушаешь все правила тюремной камеры!
— Ну я же тебя за язык не тянула.
Герман демонстративно обиделся и заявил приглушенно:
— Тогда и конец разговорам. Давай попытаемся спать.
— Давай.
— Так уходи! Это вообще-то моя кровать!
Я хмыкнула и отправилась на вторую. Мог бы и сразу сказать, что его. Откуда же мне было знать?
Сна, разумеется, не наблюдалось ни в одном глазу. А в темноте даже потолок не поразглядываешь. Я долго думала над тем, что он мне сегодня рассказал, и слушала, как ворочается, не может улечься. И решилась. Хотя бы потому, что это тоже была не тайна, а на его искренность хотелось хоть чем-то ответить.
— Ладно, Герман, расскажу.
Он сразу замер и молчал, не торопил. Я собралась с мыслями, не зная с чего начать:
— Я тоже тогда еще в школе училась. Спортсменка, комсомолка, отличница — в общем, в каждой бочке затычка. Физрук наш молодой позвал меня в волейбольную команду, хотя я в волейбол не особо-то умела. Но сам понимаешь, там и не требовались асы, уровень средней школы, больше для галочки играли. И мы даже победили первую школу, а потом проиграли следующей… В общем, это уже почти перед последним звонком случилось. Виктор Андреевич просто зажал меня в тренерской, под юбку полез, дышал в шею, как свинья запыхавшаяся. Я орала. Вырвалась… ничего он мне не сделал.
— Физрук? — уточнил Герман в полной тишине.
— Ну да. Я прибежала и все матери рассказала, она, понятное дело, в ужасе. Пошли в полицию, заявление написали. С утра в школу, всех на уши подняли. А он отпирается — мол, ничего такого не было, врет Ульяна. Якобы я сама за ним бегала, а потом такую историю выдумала, чтобы отомстить за отказ. И тут же все припомнили, что действительно я и после занятий одна с ним оставалась — и это ничего, что он же и оставлял, дополнительно позаниматься. Помню, как завуч жамкала о том, что молодым девицам вести бы себя поскромнее. В полиции тоже ничего — помурыжили его только, нервы потрепали. Но ведь никаких же доказательств, а я еще и совершеннолетняя. Было бы мне на пару месяцев меньше, они бы, может, сильнее напряглись. А я все давила, напирала, поддержки какой-то искала ото всех, так хотелось, чтобы меня услышали… Виктора Андреевича из школы все-таки попросили под каким-то предлогом, а на меня так до самого конца искоса и поглядывали, что такие проблемы на ровном месте устроила.