Я бросила трубку. Отключила телефон. Порвала письмо. Нашла снотворное. Надела дедушкино платье. Поставила скрипичный концерт Бетховена.
При прощании с этим миром я слушала любимую музыку, по одной глотала таблетки и запивала их пивом, чтобы хоть раз в жизни попробовать спиртное.
А потом появилась черная воронка. Меня закручивало в нее огромным черным потоком со звуками скрипок. Я пыталась вырваться, не получалось. Бесконечно долго включался телефон. Бесконечно долго не отвечала Аля. Костик ответил сразу. Я открыла входную дверь и отключилась. Потом меня бесконечно долго рвало.
– Дура, какая же ты гребаная дура, – орала Аля.
– Не кричи, ей и так плохо, – шептал Костик.
Когда я выжила и умылась, в голове опять завелась мысль про саксофон. Аля рассказывала, что у Костика есть музыкальные композиции, которые она обожает.
– Я хочу их послушать. Алька все психовала:
– Я знала, что мы все подохнем. Но не знала, что можно умереть из-за ерунды.
Костик потрясенно таращился. Мы поехали к нему домой. Он играл. Потом мы танцевали.
Аля
Похоже, эти двое не из мира слов.
Они танцевали под JazzKamikaze. Музыка преобразовала большого и неуклюжего Костика и маленькую зажатую Лану. Они без слов обменивались фразами, спорили, шутили. Они делали это так естественно и непринужденно, будто оттачивали каждое движение уже много лет.
И они были вместе.
Я им больше не нужна.
К тому же вечером мне позвонила Катя, сказала, что нам нужно встретиться, ей очень плохо.
Пип-пип, проверка связи.