Щенок Дикой Охоты - Ольга Владимировна Кузьмина

Щенок Дикой Охоты

Подменыш — изгой в двух мирах. Брошенный фэйри, не принятый людьми. Возможно ли счастье для таких, как он?От автора:Древняя вера в фэйри и волшебство в Ирландии сохранялась даже в девятнадцатом веке. Порой эта вера приводила к трагедиям. В 1892 г. в суде разбирали дело женщины, утопившей в реке ребенка, чтобы, как она заявила, «выгнать из него фэйри».В 1895 году в Клонмелле, графство Южный Типперэри, родственники убили молодую женщину Бриджит Клири, обвинив ее в том, что она «подменыш», то есть фэйри, занявшая место настоящей Бриджит.Хотя до суда дошло лишь два дела, таких случаев «изгнания» было гораздо больше, особенно в глубинке.

Читать Щенок Дикой Охоты (Кузьмина) полностью

Щенок был белоснежный, с такими рыжими ушами, что они казались красными. Он возился в грязи возле тростниковой подстилки, на которой лежала ощенившаяся ночью Дина.

— Что же ты? — упрекнул собаку Мартин, подбирая щенка и подсовывая к двум собратьям. — Он же голодный.

Дина слабо махнула хвостом. Она часто дышала, в уголках глаз запеклись бурые корочки.

— Попить ей надо, — закончившая доить коз мать плеснула в миску молока. Выпрямилась, потирая поясницу, и замерла, разглядывая третьего щенка.

— Красивый, правда? — Мартин пальцем погладил шелковистую белую мордочку. — Ой, смотри, у него глаза открылись!

— Иванова ночь! — мать стянула у горла вязаную шаль. Начинающийся день обещал быть тёплым, но её сотрясала дрожь. — Опять…

Она закашлялась — сухо, надрывно, зажимая рот ладонью. Согнувшись, вышла из хлева. Мартин беспомощно посмотрел ей вслед. Дина заскулила. Миска стояла у самой ее морды, но собака даже не принюхивалась. Мартин окунул палец в молоко, поднес к ее носу. Дина вздохнула и закрыла глаза. Два серых щенка пищали, тыкаясь незрячими мордочками в ее тощие соски. Мартин уронил руку. Белый щенок приподнялся на дрожащих передних лапках, ухватил его палец и принялся сосать.


Бриджит стояла, прислонившись к стене хлева. Подойник она поставила на землю, чтобы не расплескать молоко. Проклятый кашель! И травы больше не помогают. Бриджит отняла от губ ладонь. Опять кровь, всё нутро ей этот кашель отбил. Она отерла ладонь о передник. Что будет с Мартином, когда она умрет? Соседи и так на него косятся, а теперь ещё этот щенок…

— Мама! — из хлева выглянул Мартин. Одной рукой он вытирал слезы, другой — скрюченной — неловко прижимал к себе белого щенка. — Мама, Дина умерла…

Бриджит подняла глаза на своего единственного сына. Худой, кривобокий, голова едва держится на тощенькой шее. Не ребенок — надломленный стебель чертополоха.

— Дина была уже старая, сынок, — Бриджит сглотнула солоноватую слюну. — А щенки ее?

— Они не пьют козье молоко. Только этот, — Мартин погладил белого щенка. — Я его с пальца покормил, но у него задние лапки не шевелятся. Отчего это, мама?

«Что вам нужно от меня? — бессильно подумала Бриджит. — За что вы меня мучаете? Ведь двадцать лет прошло!»

Каким жарким было то лето. С душными, грозовыми ночами. На холме Кюленаграна в разрушенном форте фэйри отцветала бузина. Все дети знали — кто встанет под куст бузины на Иванову ночь, тот увидит короля Добрых соседей. Бриджит поспорила с соседским Патриком, кто из них не струсит пойти туда ночью. Патрика вовремя поймала мать. Бриджит отыскали только утром — спящую на склоне холма.