В этот день, словно учуяв перемену политических ветров, франки захватили с собой особые дары. Близилась годовщина восшествия Чингизида на престол, и, хоть об этой дате не принято было напоминать Солнцеликому, однако уже вошло в традицию преподносить подарки. Не знал об этом разве что невежа. Вот и послы не уронили чести своей страны. В особых ларцах, выложенных изнутри алым атласом и заполненных душистой упругой стружкой, из самого Сен-Поршера, а потом из Лютеции, а потом и через многие лье по суше и по морю, выдержав дорожную тряску и корабельную качку, прибыли в Большой Посольский зал вазы и кувшины, солонки и чаши. То была драгоценнейшая коллекция сен-поршерского фаянса работы самого Бенвенутто Челлини, по хрупкости и лёгкости затмевающая чайнский фарфор. Неповторимый оттенок слоновой кости, чёрный «траурный», изысканный даже в строгости своей, узор, формы, навеянные воображением не то скульптора, не то архитектора, не то золотых дел мастера… Впрочем, знаменитый творец, чьим искусным рукам принадлежали эти работы, был и тем, и другим, и третьим. Маленькие «поршеры» ваялись лишь для королевских дворов Европы, но до сих пор не пересекали её границ… во всяком случае — законным путём. Подарок короля Генриха можно было считать достойным ответом на великую честь, оказанную нынче его доверенным лицам.
Франков распирало от гордости.
Хромец был польщён, о да, польщён!
Ибо давно уже приелась ему слава завоевателя и кровопийцы, и теперь, осев на троне, он хотел стяжать себе лавры иного рода — как ценитель прекрасного, покровитель наук и искусств. Просветитель. Светоч. Подобно тому, как воспарили в немом, тщательно скрываемом восторге души послов, не принуждаемых более смирять гордыню мозолями на коленях, так сердце султана возликовало и преисполнилось радости. Ибо подобные дары подразумевали, что их оценит по достоинству знаток и Светоч просвещения.
Не удивительно, что в ключевых пунктах Договора о сотрудничестве, по которым у обеих сторон до сей поры имелись разногласия, пошли, наконец, серьёзные подвижки. А позже, по завершении трудов — его величество султан соизволил, улыбнувшись, добавить к прощальной речи несколько слов сверх протокола. И остался доволен расцветшими в ответ улыбками франков, немного, пожалуй, растерянными, но в то же время восхищёнными.
Знал бы он, какой выдержки стоило это восхищение и наигранное смущение! Ничего не подозревающий Хромец покинул Большой Посольский зал в полной уверенности, что осыпал франков милостями с головы до ног. И возвысил, и пошёл на некоторые уступки (со скрытой выгодой для себя, разумеется), как государь, и позаботился по-отечески. Ибо долгое воздержание для столь молодых ещё мужчин часто приводит к разлитию желчи и ипохондрии, а ему и Великой Османии франки нужны довольные и уступчивые, нежели раздражённые и угрюмые. Из довольного дипломата можно выжать куда больше…