Кинул взгляд на оставшуюся в руке горстку пепла, похлопал в ладоши, стряхивая лишнее, и отправился к себе. Скинул одежду около кровати: хоть хвостатик и спала в платье, отчего-то Тивою не хотелось ложиться рядом с супругой в том одеянии, что было на нем в подвале. Пристроился рядом с Леярой, обнял ее и закрыл глаза. Спасительная тьма с радостью приняла в свои нежные объятия.
***
Леяра проснулась от бьющего в глаза солнца. Кажется, рассвет… Как же трещит голова! Испугалась было, но потом поняла, где находится, и успокоилась. Потерлась затылком о грудь Тивоя, глубже ныряя в его объятия. Окунулась в привычный тминно-кожаный аромат. Небо с ней, с болью, как хорошо! Лишь бы не сон и не морок! Не знала, как оказалась тут. Помнила маленькую темную камеру, накатывающее волнами безумие, Каройю, поющую заклинание за заклинанием, и постоянный голод.
Словно по заказу, засосало под ложечкой. Надо бы поесть. Раз она дома, значит, хвала небесам и крыльям, ни Грегора, ни Каройи рядом нет. Попыталась выбраться из теплых объятий, но муж не выпустил: не просыпаясь, требовательно притянул к себе.
— Тив, — осторожно позвала она, разворачиваясь к нему лицом. Погладила по щеке и поцеловала в нос. — Я хочу есть. Отпусти.
Он открыл глаза и улыбнулся. Вернул поцелуй и, ловко опрокинув супругу на спину, погладил ее живот. Нежно-нежно, будто и не было сомнений в отцовстве вовсе.
— Как дела у моих сладких? Что снилось хвостатику?
— Не знаю, что было сном, а что нет, — Леяра отняла его ладонь от живота и поднесла к губам. Закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением к щеке. Тивой не заставил себя просить дважды: наклонился к жене и приник к губам сладким поцелуем.
— Ничего, — поспешил успокоить сразу, как удалось оторваться, — через неделю-другую след от неправильного морока пройдет, память вернется, и пропадут все вопросы, — прикрыл глаза: — Просто чудесно, что я оказался прав и с тобой ничего серьезного.
Огладил бедро супруги и будто невзначай потянул наверх юбки. Леяра покачала головой. Сейчас хотелось только еды и теплых объятий. Боль, к счастью, почти прошла от поцелуя.
— Сначала завтрак, а потом остальные прелести жизни! — проворчала драконица.
— Прости, — Тивой выпустил ее из объятий. — От радости забыл, что этот тиран недоделанный морил тебя голодом.
Леяра открыла было рот выспросить подробности, но память услужливо подкинула все детали. И предложение советника, и голод, и его уверенность в отцовстве. А потом ядовитой иглой кольнуло желание Тивоя избавиться от ребенка, и сердце забилось чаще. Не хотелось верить, что ее здоровяк способен на такие вещи!