Но от этого становилось только хуже. Уна готова была поклясться, что ее трусики были насквозь мокрыми, а припухшие губки чувствительны так, что малейшее движение отдавалось мелкими сладкими предоргазмемнными спазмами в теле. Ее ножка стояла рядом с ногой магистра Аргента, поблескивающей черной драгоценной броней, и Уна едва сдержалась, чтобы не провести, ласкаясь, атласным белым башмачком по его голени. Это прикосновение было так желанно и воображение Уны рисовало его такими заманчивыми, соблазнительными красками, что девушка едва сдержала стон наслаждения, каждой клеточкой кожи ощущая удовольствия от одной только мысли об этой простой ласке.
Аргент упорно молчал; с удивлением смотрел он на Уну, чье дыхание участилось и стало хриплым, с недоумением рассматривал Дерека и Демьена — да, им тоже приходилось тяжело. Демьен, содрогаясь всем телом, отвернулся к окну и прикрыл лицо рукой, делая вид, что наблюдает за пейзажем, проплывающим за окном. Дерек сидел ровно, но глаза его становились все больше, все изумленнее, все напуганее, как у зверька, попавшего в западню, и он уже как-то подозрительно поглядывал на Демьена, видимо, понимая причину его нервозности. По его лбу градом катился пот, Дерек изо всех сил старался держать себя в руках, осторожно промокая виски белоснежным платком, но с каждым мигом ему становилось все труднее притворяться невозмутимо-спокойным. Неловко двинув ногой, он задел Демьена, и тот уставился на него просто-таки исступленным взглядом, содрогнувшись от мучительного удовольствия. Дерек глянул на припухшие, искусанные губы принца и как-то странно, жадно облизнулся, придвинувшись к Демьену чуть ближе. Это стало последней каплей.
— Мне дурно, — прохрипел Демьен в ужасе, оттягивая шелковый галстук, словно тот душил его. — Мне надо срочно выйти! Эй, стойте! Остановите!
Он заколотил по стене, и кучер, видимо услышал его. Карета встала, и Демьен буквально вывалился на мостовую, мучительно охая и стеная.
— Я тоже выйду! — выкрикнул Дерек и вывалился в другую дверцу. Было слышно, как он жадно и хрипло дышит, мучительно постанывая.
— Ну, — протянул Аргент из полумрака, — и зачем ты это сделала? Что это за цирк?
— Вот зачем!
Раньше Уна думала, что соблазнить Аргента будет очень трудно. Мучительно стыдно и неловко. Нужно будет говорить какие-то слова, флиртовать, чтобы заставить его положить руку на ее колено, склониться над ее лицом и коснуться губами ее губ.
Оказалось, всего этого не нужно. Ничего было не нужно. Все было так просто, и совсем не требовало слов. Уна не помнила, как подскочила, как оказалась на коленях Аргента, усевшись верхом, сжав его бедра своими коленями и прижимаясь к его паху мокрым жаждущим лоном. Она исступленно целовала его губы, охмелевая от каждого прикосновения, постанывая, дрожа под его жадными ладонями, гладящими ее спину. Она не слышала даже то, как броня с тихим шорохом опала его плеч и груди — только биение сердца под своими ладонями. Его горячие ладони скользнули под ее платье, сжали ее бедра, и Уна едва не заскулила, отчаянно извиваясь, прижимаясь горящим желанием лоном к заметной выпуклости на брюках Аргента.