Взгляд, видимо, выразил мое честное мнение по поводу этого наказания. Аркаир тихо рассмеялся.
— О да, в первый раз оно кажется невыносимым — как, впрочем, и во все последующие, но первое впечатление просто незабываемо… И поверь, я сейчас сделаю его таковым.
Демон схватил меня за затекшую руку и осторожно, но безжалостно выпрямил ее.
На такой вопль в пустыне сбежалась бы вся окрестная живность — чтобы добить существо, которое так орет от боли.
Но Аркаир только начал. С неумолимой жестокостью он заставлял мои многострадальные конечности выпрямляться, с силой растирал их, вынуждая меня позорно кричать и плакать от боли и отвратительного ощущения, которым сопровождалось восстановление кровообращения. Спина, которую я старательно выгибала всю ночь, чтобы веревка не душила шею, ныла так, словно я за это время успела обзавестись добрым десятком болезней, включая ревматизм, радикулит и остеохондроз.
Болело все тело. Даже пальцы были охвачены болью.
Аркаир заставил меня перевернуться на другой бок. Ощущения были такие, как будто меня протащили по раскаленному песку.
Дворецкий принялся так же неумолимо и бесцеремонно приводить в порядок мышцы на другой стороне тела.
Я не просила его перестать. Я знала, что так будет, пожалуй, даже лучше — сама я бы еще долго набиралась смелости хотя бы рукой пошевелить. Но проклятье, как же это больно… и он, конечно, сделал все, чтобы я узнала все грани этой боли.
Малейшее прикосновение отзывалось невыносимым ощущением в коже и глубоко под ней, словно впиваясь в плоть мириадами мелких иголок.
И он гладил меня, как гладят послушную, виляющую хвостом собачку, растирал руки, ноги, плечи, сидя рядом с мечтательным выражением на красивом лице, загадочной полуулыбкой на узких, хорошо очерченных губах.
— Я тебя ненавижу, — хрипло сообщила я.
Он склонился к моему лицу и выдохнул в самые губы:
— Взаимно.
Затем этот садист рывком перевернул меня на живот, сел мне на бедра и шепнул на ухо:
— Можешь продолжать кричать.
И начал мягко, осторожно разрабатывать безумно ноющие плечи, растирать спину, руки, фактически оседлав меня. Кричать я не стала — не хотела доставлять ему такой радости, но стонов сдержать не смогла.
В какой момент они превратились в стоны удовольствия, я и сама толком не поняла. Просто постепенно боль стихла, его руки легонько согревали, осторожно разминая, поглаживая, успокаивая, и мышцы уже не казались одеревенелыми. Наконец Аркаир молча слез с меня и перешел к ногам. Я уже не сопротивлялась. Я просто удивлялась тому, что эти жесткие руки, оказывается, могут быть такими добрыми.