— Что случилось, жена моя? — проскрипел некогда сильный и красивый мужчина.
— Барон Экберт, — воскликнула я, оперевшись на руку Лени и увлекаемая ею в опочивальню. — Я вот-вот рожу. У вас будет сын. И, возможно, через год… или даже раньше, я как-то смогу вам помочь.
Но в ответ мне барон только вздохнул. Поначалу я сильно удивлялась: отчего это такой сильный маг не может сам справиться с порчей? Почему не попросит помощи у иных чародеев. Но потом узнала, и это было особенно больно, — что снять проклятие могла только я — так как самолично преподнесла гибельное письмо своему супругу. Но действовать я могла лишь тогда, когда ко мне возвратится сила ведьмы — а до того момента муж мог бы и не дожить, и стоило только надеяться и верить, ждать.
Из моих глаз брызнули слезы, когда я в последний раз, перед тем, как закрылась дверь, взглянула на этого угасающего человека. Но потом новый приступ боли заставил позабыть обо всем, кроме того, что ожидало меня в следующие часы.
До полуночи я стонала от боли и билась головой о твердые подушки, принимала отвары и проваливалась в кратковременное забытье, позволяющее мне немного отдохнуть и приготовиться к следующей атаке. Наконец, при помощи опытной лекарши, мне посчастливилось произвести на свет младенца. И когда его громкий крик огласил стены замка, я вместе с ним громко и счастливо рассмеялась — от осознания того, что успела родить до того момента… мне даже не хотелось думать о том, что могло быть.
— У вас родился сын, — услышала я радостный возглас старухи, принимающей у меня роды. — Какой красавчик, просто глаз не отвести, вылитый отец. Иди, Леонида, порадуй своего хозяина хорошей новостью, а вдруг от этого он приободрится настолько, что здоровье снова к нему вернется.
— Уже бегу.
И пока служанка бегала туда-обратно, пока измученный бессилием барон добирался в опочивальню, я успела приложить сынишку к груди.
— Назовем его Мишель, — держась одной рукой за стену, вторую держа у груди, прошептал муж, которому таки посчастливилось увидеть своего отпрыска. — Береги его…
— Мы будем вместе воспитывать Мишеля, — превозмогая жуткую усталость, я кое-как приподнялась на локтях и устремила в сторону барона Экберта свой воспаленный взгляд.
— Ты ни в чем не виновата, Милена, — поняв, что я чувствую, напоследок сказал страдалец. Медленно, опираясь на трость, он подошел к родовому ложу и, с огромным трудом согнувшись, поцеловал сначала меня, а потом и своего сына.
* * *
Барон Экберт де Суарже умер этим же вечером, и мое материнское счастье переплелось с горем молодой вдовы.