— Ваше высочество, я… — даже не поднимаясь с дивана, поскольку от страха ноги одеревенели, я пыталась хоть как-то сгладить ситуацию. Уволит. В лучшем случае уволит. Если бы в нашем доме слуги позволили подобную вольность, отец бы высек на конюшне и выкинул на улицу. Брать господские вещи…
— У вас острый язык, юная графиня, — взгляд из свитка переместился на меня, бледную от страха, с красными от недосыпа глазами, сейчас блестевшими от застывших слез. — Надеюсь, это следствие столь же острого ума, а не его отсутствия? Что вы думаете по этому поводу.
Я задохнулась от… негодования. Как воспринимать услышанное? Комплимент? Оскорбление? Если комплимент, то отчего он не был преподнесен в более приемлемой форме? А, если оскорбление, то форма, напротив, слишком мягка. С другой стороны, меня однозначно не собираются ни пороть, что недопустимо в отношении дворянина, и запрещено королем, ни увольнять. Или, увольнение последует, если я не развлеку господина собственной версией, коя у меня, несомненно, оформилась?
— Я…
— Ну же. Не заставляйте меня ждать.
— Если позволите, — я нырнула ногами в холодные туфельки и подошла к эрцгерцогу, заглядывая в свиток, словно содержание могло измениться. — Здесь все неверно.
Взгляд мужчины утратил насмешку. В нем скользнул интерес. Я подошла к столу, расстелила свиток с пророчеством и склонилась над ним. Хозяин дома сделал то же самое. Касание мужского плеча, пусть невинное, но все же недозволенное, смущало и отвлекало. Чтобы сконцентрироваться, провела пальчиком по витиеватым строчкам:
— Пока последняя снежинка не растает, душа не сможет обрести плоть, — закусила губу, страшась озвучить собственное предположение. Прочла фразу дважды. Мысли путались и разбегались в разные стороны. — Здесь написано, что пытались растопить снег, запретить ему падать, — я едва слышно засмеялась, но под ледяным взглядом эрцгерцога тут же присмирела. Запретить снегу падать? Это они серьезно? — Хорошо. Что, если имеется в виду вовсе не снег?
— Я в вас ошибся… — разочарованно протянул господин Ренар, выпрямляясь.
Отчего-то, без его невинного касания холод, на миг отступивший, снова напал со всех сторон. Словно я раненое животное, оставленное на растерзание волкам, рыщущим поблизости и он — мое единственное спасение. Обхватила себя руками, силясь согреться и не отступала:
— Нет, послушайте, — отчего-то казалось, что догадка, осенившая меня, представляет ценность, и я должна, обязана донести ее до хозяина. — Что, если автор этих строк действительно имел в виду не снег? Что, если это метафора?