Впервые услышала, как он смеется, хотя искренне полагала, что это невозможно. Приятный, бархатистый смех заставил и меня улыбнуться, хотя я не поняла, что произошло.
— Гессен, старый ты пройдоха.
Придерживая меня одной рукой, другой его высочество погладил по шее, видимо, лаки. Животное, внешне очень напоминавшее коня, только выше ростом. На таких господа Ренары въехали в замок, когда я выглядывала из окна. Только у Гессена грива была не снежной, а золотой, словно из шелка или чистого солнечного света. Она озаряла полумрак конюшни, а я еще раз обернулась, чтобы убедиться, что огонь мне не причудился. На каменной стене действительно потрескивал факел.
Животное коснулось бархатистыми губами моей щеки, заставляя повернуться и обратить на себя внимание. Я улыбнулась и, глянула на его высочество, спрашивая разрешения:
— Обычно он не выходит к чужакам. Уважьте, подарите ему свою ласку.
Конечно, эрцгерцог говорил не о себе, но я замерла, завороженная красотой его глаз. В мягком теплом свете факела они сверкали как прекрасные граненые сапфиры. Понимая, что мой интерес постыден и неуместен, я насилу повернулась к Гессену, удостоившись очередного толчка. Тем не менее, рука его высочества на моей талии зажигала кровь и заставляла щеки пылать пожаром. Хотела бы я подарить свою ласку именно ему…
— Это ваше животное? — наслаждаясь теплой бархатной кожей лаки, я получала не меньшее удовольствие, чем урчащий Гессен. Он закрыл глаза и издавал низкий гортанный звук, похожий на мурчание котенка.
— Моего брата, — на губах господина Ренара играла легкая улыбка. Он тоже поглаживал шею лаки.
— У вас есть брат?
— Был, — мой неосторожный вопрос стер мимолетную улыбку, от чего сердце неприятно сжалось.
— Простите, я не хотела…
Мужчина, не глядя на меня, развернулся и подошел к шкафу. Открыл деревянные створки и произнес:
— Здесь тамбала и сухой шалфей — любимые лакомства Гессена. Тамбала — основное питание, — он указал на коричневые желеобразные кубики размером с ладонь, — шалфей — чтобы баловать.
Слово "баловать" из уст господина Ренара звучало непривычно. Я не смогла подавить улыбку и понятливо кивнула. Мужчина показал жестом, чтобы я занялась своими непосредственными обязанностями:
— Простите, — смутилась своей непонятливости и, взяв ладошками тамбалу, холодную, но совсем не липкую, как мне сперва показалось, я хотела покормить лаки, но плут опередил меня и, ловко подцепив языком еду, снова толкнул в объятия эрцгерцога. Я неуклюже уткнулась носом в широкую грудь мужчины. От него приятно и едва уловимо пахло кедром и костром… — Простите, — очередное смущенное извинение.