И уже никто не укладывал меня спать, не желал спокойной ночи, не называл доченькой и не покупал игрушек. Я, хотя сама была еще маленькая, но понимала, что тете Свете трудно с двумя младенцами, и старалась во всем ей помогать. Но все равно чувствовала, что ее отношение ко мне переменилось.
Особенно это стало заметно, когда я немного подросла. Дни рождения у нас, троих детей, были почти рядом, тридцать первого мая у меня, пятого июня у Анжелы, и двадцать первого июня у Алеши. Так вот, дни рождения Анжелы и Алеши праздновали каждый год, а мой — никогда. Сначала я думала, что мой и Анжелкин день рождения мы празднуем вместе, ведь они так близко друг от друга. Но потом до меня дошло, что это не так. Анжела задувала свечки на торте, а я — нет. Ей дарили подарки, а мне — нет. И на Новый год сестра и брат получали много подарков, а я — лишь скромный пакетик с конфетами.
А потом я узнала, что Алешка и Анжелка мне никакие не брат и сестра. Вообще-то я и так знала, но раз родители меня удочерили, значит, мы все родные, все одна семья. Оказалось, я ошибалась. Просветила меня моя одноклассница Наташка, когда мы в третьем классе учились. Она звала меня гулять, а тетя Света не отпустила, потому что они с дядей Андреем собирались поехать в город за покупками, а меня оставили нянчиться с мелкими.
— Милка, зачем ты их слушаешься, они же тебе никто, — сказала Наташка, когда родители уехали.
— Как это никто, они мои мама и папа, — возразила я.
— А я сама слышала, как тетя Света моей маме говорила, что они взяли тебя из милости, — сказала Наташка.
— Они взяли меня, потому что любят, — обиделась я.
— А скажи тогда, почему твои мама и папа и твои сестра и брат все Орловы, а ты — Калитина, а? Почему твои сестра и брат Андреевичи, а ты — Данииловна? — прищурилась Наташка.
Мне ответить было нечего, потому что это была правда. Я раньше как-то не задумывалась, почему у меня другая фамилия и отчество, ведь мама и папа говорили мне, что удочерили меня. Но было очень обидно, и я сказала упрямо:
— Это тебя взяли из милости, а меня родители любят.
Наташка тоже обиделась, и ушла гулять одна, а я играла с четырехлетней Анжелкой и трехлетним Алешкой, и плакала, потому что Наташка была права. Я чувствовала, что родители, особенно мама, не любят меня так, как Анжелку с Алешкой. И понимала, почему. Я ведь им неродная дочка, а Анжелка с Алешкой — родные дети. Значит, они мне действительно не сестра и брат. Но если бы Орловы меня к себе не взяли, я жила бы в детдоме, и мне было бы еще хуже.
Поэтому я никаких претензий родителям не предъявляла. Тем более что дядя Андрей, как мне казалось, почти не делал различий между своими детьми и мной. Они с тетей Светой даже иногда ругались из-за меня.