За ночь подморозило, но не слишком сильно: лужи даже ледком не подернулись, лишь вода загустела словно кисель, да на опавшей листве появилась благородная кайма изморози. Зато тротуары стали скользкими, причем как-то особо подло: идешь себе, идешь, а потом ботинок вдруг ни с того ни с сего ехать начинает, выбивая ногу, заставляя хвататься за что ни попадя или раскорячиваться совсем уж неприлично.
Пока до больничных ворот шла, Ани раза четыре едва не навернулась, а на пятый точно упала бы, не поддержи ее неведомый благодетель под локоть.
— Спасибо большое, — от всего сердца поблагодарила Сатор, озабоченно осматривая полы пальто.
Модная шинелька была совсем новенькой, всего-то пару раз выгулянной еще по весне и, к сожалению, светло-серой, то есть совершенно не приспособленной к городским реалиям. Зато красивая и теплая, жалко, если испачкается, сама-то Ани ее ни за что бы не отчистила.
— Да на здоровье! — пробасил в затылок до мурашек знакомый голос. — Что ж тебя ноги-то не держат, ребенок?
— Папа? Ты что здесь делаешь? Леди Ночь, как же я по тебе соскучилась.
Наплевав на все условности, Анет попросту повисла у отца на шее, смазав ему по лицу букетом, который в кулаке держала.
— Ну будет тебе, — смущенно, но, в общем-то, довольно прогудел родитель, неловко похлопывая дочь между лопаток. — Я вот тоже соскучился, а чаще б дома бывала, так никому и тосковать не пришлось. Хоть бы мать с бабкой пожалела, носа не кажешь.
— Не пилите, да непилимы будете, — заявила Ани, по хозяйски взяв старшего Сатор под руку. — Бабушку я боюсь, она меня на тряпочки порвет. А с мамой мы на прошлой неделе кофе пили.
— Слышал, слышал. Твоя матушка, между прочим, потом весь вечер проплакала. Все сокрушалась, как ты исхудала.
— Ничего, это сейчас модно.
— Плакать?
— Худой быть. Проводишь меня? Или тебе в другую сторону?
— Отчего не проводить? — Академик нежно прижал дочерин локоть к своему боку. — Только хирургический-то корпус в другой стороне вроде или я ошибаюсь?
— Не ошибаешься, — беззаботно ответила Ани, увлеченно рассматривая больничных галок, нахохлившимися столбиками черневших на почти голых липовых ветках. — Но мне не туда, а в кардиологию. Знакомую хочу навестить. И все-таки, что ты тут делаешь?
— Значит, не к любимому, — заключил академик глубокомысленно. — А я сюда явился потому, что порекомендовали на пациента одного взглянуть, обещали интересный клинический случай, — отмахнулся отец. — Слушай, ребенок, ты мне не нравишься.