— Ну а кто еще? — изумился Кайрен. — Запомни, во всем и всегда виновата женщина. А мужчина не может быть виновен по определению, ибо он изначально безгрешен.
Сатор фыркнула, сделав вид, что собирается запустить в него укропным хвостиком, но поймав взгляд метрдотеля, смутилась, снова занявшись основательно подстывшей телятиной, которую не портил даже загустевший холодный соус.
Все опять было хорошо: и ресторан, и оркестр, и свечи, и астры, и вечер вообще. Настолько хорошо, что прекращать это не хотелось категорически, наоборот, протянуть бы подольше. Потому и предложение Нелдера пройтись пешком Ани приняла почти с восторгом, хотя часы уже одиннадцать пробили.
Только кому какое дело до времени, если можно идти, никуда не спеша, со своим мужчиной, который прижимает твою руку к собственному боку, держа ладонь поверх твоей. А на сгибе локтя лежат мохнатые астры, остро пахнущие дождем и немного мокрой землей. И синхронные шаги гулко отдаются эхом в туннеле темных домов: в такт, в такт, в такт.
— Эй, дядя, закурить не найдется?
Хриплый голос за их спинами был таким неожиданным и настолько не гармонировал со сложившимся этим вечером миром, что Сатор не сразу поняла, о чем спросили.
— Когда ж вы накуритесь? — буркнул Нелдер, и Ани почувствовала, как напряглась его рука под ее ладонью, под легким плащом.
— Ты это… — хриплый совершенно по-детски шмыгнул носом. — Часики тоже вынай и лопатник не забудь.
— Вроде бы речь шла только про закурить? — усмехнулся Кайрен, задвигая Анет назад.
— Не умничай, дядя!
Ани хриплого так и не увидела — спина Нелдера мешала хоть что-то разглядеть, да и фонари горели довольно далеко, на проспекте, и до этой улочки желтые лужи света не дотягивались. Наверное потому, что толком ничего рассмотреть не могла, она не очень-то поняла, как все случилось.
Просто Нелдер пропал куда-то — вот только стоял стеной, которую не враз обойдешь, и исчез. Зато впереди завозились тени, будто собачья свора сцепилась. На людей они совсем не походили, даже росту им до людского вроде бы не хватало, и звуки от них доносились совершенно песьи. А потом из этого клубка вытянулось что-то вроде щупальца, и под ноги Сатор выкатился человек, определенно человек. Он скрючился на влажно поблескивающей брусчатке, подтянув колени к самой груди, обхватив себя руками, елозя лицом по камням.
Ани еще подумала: больно ему, наверное.
— Ты охренел, Шварый?! — рявкнуло вдруг так, что у Сатор уши заложило. — Тикаем, робя!
Где-то далеко-далеко, кажется, на другом конце города, темноту высверлил свисток городового, а тут, рядом, загрохотали по мостовой ботинки, будто подметки у них подкованными были. И улочка мигом опустела, только все так же елозил физиономией по мостовой скрюченный, да в нескольких шагав впереди темнело что-то вроде груды тряпок.