Ветки разошлись в стороны и в моем убежище показалась обсидианово-черная морда кархана. Увидев меня, он рыкнул и протиснулся под покров ели. Мгновенно стало тесно. Я равнодушно наблюдала, как зверь устраивается рядом. Как носом касается моей шеи и прижимается, согревая своим теплом. Мне было плевать, кто он и чего хочет. Поддавшись сиюминутному порыву, я прижалась к теплой шкуре.
Уснула, наконец-то почувствовав себя в безопасности.
* * *
Утреннюю темноту ни с чем не спутать. Это лишь кажется, что северная ночь одинаково черна. Но нет. Утром воздух другой, неуловимо меняются краски, густеет воздух. Мир просыпается. Каждое утро — маленькое рождение.
Я уставилась на собственную руку так, словно впервые видела. Недавний, но уже затянувшийся порез от бумаги, кольцо на среднем пальце правой руки, несколько сломанных ногтей. Да, это определенно была моя рука, человеческая и самая-самая обычная. Снова сон? На этот раз измотавший меня вконец?
Но реальность была куда более пугающей. Я лежала, закутанная в теплый меховой плед. Прямо на снегу, под широкими ветками ели. Тело охватила дрожь, сковала ледяными оковами сердце — это был не сон. Не во сне я была зверем, не во сне едва не убила человека. Не во сне меня грел своим теплом черный кархан…
В пледе было тепло, но под ним я была абсолютно голая. Отлично… просто прекрасно. Решать проблемы стоило по убыванию важности. И самой важной я сочла необходимость вернуться в тепло. Если меня туда, конечно, пустят.
Сев в своем убежище, я обнаружила небольшой сверток, в котором лежали белье, меховые сапожки и дорожный костюм. Не было времени и сил думать о причинах и последствиях. Я быстро одевалась, а меж тем утренний холод пробирался под плед. Зуб на зуб не попадал. Все же шерсть грела куда лучше кожи. Если бы получалось оборачиваться, когда захочется. Но к этому, похоже, предстояло еще идти и идти. Под чутким руководством Торнов.
Я вылезла из-под ели и осмотрелась. Ночью мне казалось, я бродила очень долго и ушла далеко от поместья, но сейчас хорошо освещенный дом виднелся вдали. Достаточно было лишь двигаться в его сторону — и не промахнешься. Что я и сделала, хотя несколько мгновений искушение сбежать в город, было слишком велико.
Но я привыкла смотреть вперед и с некоторых пор ненавидела недосказанности. Может, идти к Дрейку с откровенным разговором было и глупо, но иначе я просто не могла.
Мозаика еще не сложилась в единую картину, но кое-какие места уже проявились.
Я почти не помнила детство и вполне закономерно приняла историю папы. Мама умерла при родах и мы вместе уехали в другой город, чтобы начать новую жизнь. И что это была за жизнь. Папа посвятил мне все свое время. Обеспечил всем необходимым, окружил заботой, дал образование. Иногда я замечала, что он словно не со мной, словно что-то тяготит его и мучает. Но списывала на бесконечную любовь к маме, которую мы так несправедливо потеряли.