— Я не могу. Не знаю, как… — хныкнула я.
Земля была жутко холодной, а капли дождя стекали по коже.
Из-за шума дождя и шелеста деревьев мои слабые протесты растворились в воздухе. Кендар залез в карету и закрыл за собой дверь — щелкнул замок. На миг меня охватила такая паника, что я закашлялась. Показалось, что сейчас он уедет, и я снова окажусь одна, посреди леса, замерзшая и обессиленная.
Но карета не двигалась с места.
Ноги и руки, казалось, заледенели. Я беззвучно плакала, от боли и обиды. А еще — от непонимания. Я не знала, как унять то, что рвалось наружу но никак не могло завершить превращение. Оно убьет меня. Скорее всего убьет, и Кендар Торн наутро лишь равнодушно в этом убедится. А потом уедет, отчитается перед своим заказчиком и вернется к братьям.
Чтобы сосредоточиться на чем-то реальном, я смотрела прямо перед собой, на влажную землю. Из нее пробивался упрямый молодой росток с двумя крохотными листиками. Каждая капля для него могла стать последней, но он упрямо тянулся вверх.
— Кендар, я не знаю, как, — мне казалось, я кричала громко, но в один момент обнаружила, что просто едва шепчу.
Закрыть глаза. Поддаться холоду, позволить ему проникнуть под кожу и распространиться по телу. Дышать влажным воздухом, лесом, ночью. Почувствовать что-то реальное, настоящее. Смириться? Возможно. Не сопротивляться боли, пережить ее, как нечто неизбежное. Углубиться в фантазии и воспоминания — непременно теплые.
Вспомнить отца, наши вылазки в лес. Как он учил по следам определять зверей, как мы ставили ловушки на зайцев, а потом отпускали их, ведь я просила и жалела меховые забавные комочки. На всю жизнь я запомню чудесное ощущение прикосновения к мягкой шерстке меж длинными ушами. И то, как зайчонок напрягался, напуганный большим и сильным человеком.
Мы изучали лес, составляли свою, особую карту. Знали каждый ручей и холм, хранили в секрете небольшую лесную пещеру. Нам было весело, в лесу мы с отцом провели сотни потрясающих часов.
Будь проклят Дрейк Торн, отнявший у меня семью. Каждый из Торнов заслужил то, что получил, без исключений.
Когда больно стало так сильно, что терпеть и отвлекаться уже не выходило, я закричала. Боги. Пусть все кончится, ну пожалуйста. Я больше не смогу так… я не знаю, как это прекратить.
Я не хочу, не хочу быть больше человеком, хочу уйти. Жрецы говорят, там, после конца нет ничего. Человек просто исчезает… и мир вокруг гаснет, вместе с сознанием. Ничего не останется. Ни внутри, ни снаружи.
Когда боль немного утихла, я вдруг поняла, что не хочу оставаться рядом с Кендаром. Не так, не у его ног, выброшенная на улицу. Темная стена леса неподалеку манила. Я не знала этих мест, но почему-то была уверена, что смогу найти темное и тихое место — такое, какое обычно ищет раненый зверь.