Пражский синдром (Рябинина) - страница 23

- Легко тебе говорить, - вздохнула я.

- Ну да, конечно, легко, - хмыкнула мама. – Чужую беду руками разведу. Вот только никакая у тебя не беда, а всего лишь непростая ситуация. А ты тут устраиваешь какой-то драмкружок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- А ты бы на моем месте рискнула?

- Не знаю, - задумалась мама. – Наверно, нет. Но не на твоем месте, а на своем. А на твоем месте только ты – тебе и решать. Разумеется, не прямо сейчас.

Мы поговорили еще немного, уже на другие темы, и она поехала домой. А я схватилась за телефон и обнаружила там сразу несколько сообщений от Алеша. Совершенно нейтральных: как дела, как прошел день? С полчаса мы переписывались о всякой ерунде. По телефону разговаривать я не любила, но подумала, что вот так – тоже не вариант.

«Анна, может, скайп? - Алеш словно почувствовал мое настроение между строк, за тысячи километров. – Я хочу тебя видеть, слышать твой голос».

Скайп на компьютере у меня был, хотя я им и не пользовалась. А вот микрофон куда-то запропастился, и я пообещала утром купить новый. Можно, конечно, было и с телефона, но для меня это ничем не отличалось от обычного звонка, только с мелкой картинкой.

«Ты так официально ко мне обращаешься», - я поставила смайлик в темных очках.

«Анна – мне нравится. Тебе очень идет. Аня – не очень. Да, ссылка».

Я перешла по ссылке, которую прислал Алеш. Она вела на сайт ювелирного дома. Коллекция Annodomini – кольца, серьги, браслеты, ожерелье. Белое золото, густо-синие сапфиры и бледно-голубые с опаловым блеском лунные камни. Все изящное, хрупкое и какое-то… загадочное, что ли. Очень красивое. Настолько, что захватывало дух. Интересно, думал ли он обо мне, когда рисовал эскизы и делал образцы? Или вдохновило звучание этих двух слов на латыни – «лето Господне»?

«Потрясающе!» - только и смогла написать.

«Тебе нравятся такие камни?»

«Очень».

Ночью мне никак было не уснуть, но опять пить снотворное не хотелось – уж слишком выбивало из колеи, да и привыкать не стоило. Голова пухла от мыслей, и казалось, что сейчас из нее полезут булавки и иголки, как у Страшилы Мудрого.

То, что Алеш все эти годы помнил обо мне, - в этом было что-то такое… чувственное, но не только. Мое самолюбие сладко поскуливало. И тут же я перескакивала на Милену и Марту. На Марту особенно. После той фотографии в горах, других ее снимков на странице Алеша не было. Идти снова на страницу Милены не хотелось – как будто без спроса залезть в дом умершего человека и рыться в его вещах.