- Не имеет смысла просить тебя поменять билет? – тихо спросил он.
- Не надо, Алеш, - я с трудом проглотила слюну. – Я… не знаю. Ничего не знаю. Не понимаю, что происходит. Мне сейчас очень грустно. Это не будет случайная… что-то случайное, на пару дней. Чтобы потом забыть. Это будет очень больно.
- Да, Анна, - его губы прикоснулись к моим волосам. – Ты права. Но вдруг это наш шанс на что-то большее? Не на пару дней?
Я вздрогнула: он повторил то, о чем я уже думала и продолжала думать.
- Рискнуть? Разрушить все, что у нас есть сейчас? А если мы ошибаемся? Если это просто какая-то… вспышка? Если ничего не выйдет, а обратной дороги уже не будет? Остаться ни с чем?
- Хорошо, - вздохнул Алеш. – Наверно, действительно лучше думать о том, что могло бы быть, чем пойти ва-банк и проиграть. Лучше яркое воспоминание, чем большое разочарование. Хотя… сейчас мне кажется, что я мог бы тебя полюбить.
Мы говорили очень тихо, чтобы не слышал водитель, и губы Алеша были рядом с моим ухом, почти касались мочки. Я чувствовала тепло его дыхания, и от этой близости кружилась голова.
- Мне тоже… кажется. Но я…
- Ты выходишь замуж, да. И я тоже, наверно, женюсь на Милене. Господи, Анна…
- Алеш, не надо, пожалуйста, - взмолилась я, едва сдерживая слезы. – Не говори ничего.
Как мне хотелось растянуть эти последние минуты. Чтобы такси застряло в пробке, например. Но вечернее шоссе было полупустым, и вот уже впереди показались здания аэропорта Рузине.
Я зарегистрировалась на рейс, сдала чемодан в багаж. Время еще было – почти час до начала посадки. Однако Алеш сказал, положив руки мне на плечи:
- Иди, Анна. Слишком тяжело… Тебя ведь уже здесь нет. Иди.
Он наклонился и поцеловал меня. Так, как я себе представляла – нежно и страстно. Я обняла его, запрокинула голову. Как будто летела в темноте между звездами, в бесконечность, исчезая, растворяясь в этом поцелуе. Он был таким сладким. И горьким. И соленым от подступивших слез. И как же мне не хотелось, чтобы он когда-нибудь закончился…
- Sbohem! – прошептал Алеш, последний раз коснувшись моих губ.
Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за дверями. Повернулась и пошла на личный досмотр. А потом сидела, ожидая посадки, в странном оцепенении. Между прошлым и будущим. Между небом и землей. Как будто все внутри сжалось в тугую болезненную точку. Мне всегда казалось, что человек не может ни о чем не думать – но я не думала. В голове скакали крошечные обрывки, даже не слова, а образы-вспышки.
И только когда самолет набрал высоту и вокруг защелкали пряжки ремней, я отвернулась к иллюминатору. По щекам потекли слезы. Это была уверенность – холодная и тяжелая, словно каменная плита.