— То, что я видела, не очень походило на часть зимы, — вяло, сквозь сон, не согласилась я, сладко зевнув в рубашку Свера.
— Потому что это был не Зверь, — просто сказал он, — это был оборотень. Сильный и, несомненно, опасный, но рожденный от женщины и состоящий из плоти и крови.
— И чего ему от меня было нужно? — это был последний вопрос, который я смогла задать перед тем, как соскользнуть в сон.
Единственное, что удалось услышать, цепляясь за реальность, было озабоченное:
— Не знаю.
* * *
Болеть среди таких волшебных созданий, к которым хворь очень редко пристает, оказалось просто невыносимо. Оборотни приходили ко мне, просто чтобы посмотреть на эту дивную невидаль.
Можно подумать, что сопли, слезы, красные глаза, распухший нос и помятое лицо — эстетически прекрасное видение, чтобы им любоваться.
На второй день нескончаемого паломничества я пожалела, что уговорила Свера перетащить мои бацильные косточки в мою комнату, на третий — напросилась обратно к вожаку, найдя там свое убежище.
В комнату Свера осмеливались заглянуть не многие. И даже сопливая Огневица не могла заставить их настолько обнаглеть.
На четвертый день я заскучала. Терпения исполнять почетные обязанности моей нежно любимой грелки Сверу хватило только на день. Потом я грела себя сама, с помощью настоящей грелки местного производства, являющейся обычным кожаным мешком, заполненным горячим песком, и одеял. Отбиваясь от показного сочувствия любопытных посещенцев, я как-то умудрялась забывать о том, что мне плохо, холодно и безысходно, но вот когда я вернулась обратно в тишину и покой сверовой комнаты, тогда-то и загрустила, и замерзла.
Ашша и Наи, чаще прочих приходившие меня навещать, были слишком холодными, чтобы я могла об них греться, а Алис, на просьбу погреть чуть-чуть озябшую Огневицу, лишь развел руками:
— Ты вся насквозь вожаком пропахла, даже если бы я хотел, не смог бы, инстинкты не позволят.
Из сказанного им, я услышала главное и не поленилась возмутиться:
— То есть, ты не хочешь меня греть?!
— Обниматься с сопливой, хворой девицей — не предел моих мечтаний, ты уж прости.
— Капец…
— Что?
— Друг, говорю, из тебя так себе, — кашлянула я, зябко ежась под тремя одеялами и отчаянно мечтая о четвертом. Большом таком, теплом девяностокилограммовом одеялище с желтыми глазищами.
В комнату к Сверу, проведать больную, не боялись зайти всего четверо, и я уже почти привыкла, что развлекают меня Ашша с Наи и Алис, ну и немного Берн, забредавший иногда с целью поворчать.
Приход Рашиса оказался неприятной неожиданностью. Он тоже выглядел больным. Бледный, осунувшийся, с покрасневшими глазами и заложенным носом, оборотень беспощадно гнусавил, но, в отличие от меня, вполне бодро ходил. Я, как человек способный передвигаться лишь по стеночке, ему даже немного завидовала.