Я упрямо предпочитала косу, по неизвестным даже мне самой причинам, стремясь быть похожей на обычного человека.
— А может мне лучше вообще завтра на вашем этом празднике не присутствовать?
Мне с негодованием вручили лукошко, ощутимо ткнув его краем в грудь:
— Даже не думай, — подняв корзину, что я принесла от Йолы, Ашша подхватила меня под руку, и потащила в коридор, — ты теперь одна из нас. Должна просить праматерь о защите и поднести ей дар.
— И что я ей поднесу? Свой неугасимый оптимизм и веру в лучшее?
— Венок, — буднично сообщила она, проигнорировав мой выпад, — а этой ночью будем печь пироги для праздника.
— А спать когда?
— Яра, — вздохнула Ашша, и в этом вздохе слышалось все, что она обо мне думала. То есть, ничего хорошего, — завтра Стеречень, самый главный праздник лета. Как ты можешь думать о такой мелочи, как сон?
Я благоразумно промолчала, решив не заострять внимание на том, что я из другого мира и для меня этот их самый главный праздник ничего не значит.
— Каждый год, на шестую ночь после летнего солнцестояния, вожак приносит Мано-Аль жертву и просит о защите для ее детей. Если что-то пойдет не так, если жертва будет не принята, а волчица отвернется от нас, пограничье, как и все земли за нами, будет ждать беда. — Ашша была предельно серьезна, затаенная тревога слышалась в ее голосе, и мне отчего-то нестерпимо захотелось вернуться в комнату и прямо сейчас надеть забытую на кровати рубаху.
— Я поняла, это ответственное мероприятие, дурить не буду и сделаю все как ты скажешь.
Но Ашшу моя покорность не удовлетворила:
— Тебе стоит помнить, что это не твой бог, Волчица следит за своими детьми, а ты теперь часть стаи.
— Это довольно странно слышать, если учесть, что меня добрая половина деревни сторонится. – едко заметила я.
На первом этаже было тихо. Днем все бродили где-то по своим делам, озабоченные стайными проблемами, зато вечерами здесь было очень тесно и громко, — не приняли они меня в свою стаю.
Ашша фыркнула.
— Это до первой атаки, а там все успокоятся, и ты станешь своей, — толкнув дверь, она первой шагнула на улице.
— Как-то меня это не утешает, — протянула я, щурясь на солнце. На небе не облачка, только бескрайняя яркость синевы. Солнце почти доползло в самую высшую точку небосвода, воздух дрожал от зноя, а этой чешуйчатой хоть бы что – встала на дороге, закинув волосы за спину, и щурится на меня, нетерпеливо дожидаясь, когда я уже выйду в этот огненный ад.
Полдень, самое пекло, зачем она так со мной?
— Яра?
— А может вечером сходим? — неуверенно протянула я, подумывая о том, чтобы малодушно предложить ей вместо злосчастно поляны пойти на речку.