— С чего бы это?
— У него в предках был…
— Ведун, — нетерпеливо закончила я за нее, — в курсе. Но все равно не понимаю, почему я бы за ним пошла?
— Говорят, у него дар есть, он может любого своей воле подчинить.
Я вспомнила тлеющие угольки его зрачков и нагло спросила:
— Это что же, по-твоему выходит, он приказал мне вмазаться лбом в свой нос?
— А с тобой вообще ничего не понятно, — отмахнулась она, упав на постель рядом со мной. Кровать протяжно простонала, недовольная таким к себе отношением. Я бы не удивилась, развались она прямо сейчас, под нами. Новая комната вместе со всей своей мебелью меня очень угнетала.
— Ну и почему же люди с ним что-нибудь не сделают? Раз он на такое способен?
— С князем? — едко уточнила Ашша. — Кто его в открытую решится обвинять? Доказательств нет. А любой, у кого во врагах Налор появится, долго после этого не проживет…
Я пристыженно вздохнула.
— Но я рада, — обняв меня, в порыве неконтролируемой и сокрушительной нежности — казалось, я даже слышала треск своих ребер — она едва ощутимо потерлась носом о мою щеку, обдавая кожу горячим дыханием, — что с тобой ничего не случилось.
— А уж я-то как рада, — проворчала я, давно уже смирившаяся с этими ее звериными повадками.
Осень в этих краях была какой-то нарочитой. Слишком красные листья – очень яркие, огненные. Или, напротив, сияюще-золотые, теплые. И трава сохла уж очень быстро, и посевы деревенские собирали весело, но спешно, пропадая в полях с утра и до позднего вечера.
Я как-то попыталась поддерживая их темп проработать весь день, а следующим утром не смогла встать с кровати.
Не подготовленная к таким нагрузкам, я потом еще некоторое время ходила по стеночке и только вяло огрызалась на все насмешки невыносимой змеевицы. Она была сильной, выносливой, в принципе не знакомой с таким понятием, как боль в мышцах.
— Яра, — легко гладя меня по голове, она с беспечной улыбкой любовалась закатом. А ведь так и не скажешь, что в поле весь день трудилась, — с первым снегом Свер отправится подать собирать, поедешь с ним?
— Зачем? — растянувшись на траве, под золотистой кроной дерева, я почти дремала.
После того, как боль в теле стала терпимой, я упрямо вернулась на поля, игнорируя неодобрение вожака. Держаться наравне со всеми больше не пыталась, но все равно хотела помогать.
Сидеть в деревне вместе со стариками и детьми было невыносимо скучно и… неловко, что ли.
— Представь, что станет с Дубрами, когда они узнают, что у князя Огневица есть. Они же Смагу поклоняются, а Огневицы — дочери его.
Я поежилась и села: