Ким Ань так и не выпала возможность всё это испытать. К моменту смерти она только начала завязывать отношения с одним из дайверов постарше − мимолетный роман, который на борту «Лазурного Змея» не продлился бы. Но, резко оборвавшись, он застыл в горе, сожалениях и взаимных упреках.
Тхюи и бывший её дочери редко разговаривают, хотя иногда пьют вместе. А Конг Хоан, старший сын Тхюи, получил назначение на другой дайверский корабль. Они общаются по комму, видятся на праздниках и годовщинах смерти: дистанция между ними больше, чем ей бы хотелось, но он жив − а это главное.
− Опять у тебя меланхолия, − говорит Сюань. − По лицу видно.
Тхюи морщится.
− Да как-то пить не хочется.
− Заметно, − отзывается Ле Хоа. − Сразу перейдем к стихам?
− Она недостаточно пьяна, − отвечает Сюань прежде, чем Тхюи успевает открыть рот.
Тхюи вспыхивает.
− Из меня в любом случае плохой поэт.
Ле Хоа фыркает.
− Смысл не в том, что ты хороший поэт. Мы все в этом деле ужасны, иначе были бы чиновниками на пронумерованной планете и по малейшему зову к нам подбегала бы толпа слуг. Смысл в том, чтобы забыться. − Она замолкает и поднимает взгляд на Тхюи. − Прости.
Тхюи заставляет себя пожать плечами.
− Ничего.
Ле Хоа открывает рот и тут же закрывает.
− Вот.
Она достает что-то из-под одежды. Тхюи знает, что это, ещё до того, как подруга открывает ладонь.
Жемчужина маленькая и бесформенная: начальство не разрешает брать себе большие и красивые − такие уходят клиентам, у которых хватит денег за них заплатить. Камешек блестит в огнях чайной, как разлитое масло, и в этом свете вареники на столе и чай словно меркнут, превращаются в нечто несущественное, лишенное вкуса и запаха.
− Попробуй.
− Я... − Тхюи качает головой. − Она твоя. И до погружения...
Ле Хоа пожимает плечами.
− Дурацкая традиция, Тхюи. Ты знаешь, что это ничего не изменит. К тому же у меня есть запас. Эта мне не нужна.
Тхюи неотрывно смотрит на жемчужину, думая о том, как бросит её в стакан и будет смотреть, как она растворяется; о тепле в животе, когда будет пить; о нарастающем кайфе, охватывающем тело, пока не начинает трясти от блаженного желания; о том, чтобы на время отвлечься, отвлечься от завтрашнего дня и погружения, и от останков Ким Ань.
− Давай же, сестренка.
Тхюи качает головой. Берет стакан рисового вина и залпом осушает. Жемчужина всё так же лежит на столе.
− Время для стихов, − громко произносит она.
«Лазурный Змей» не отвечает, он редко говорит, тем более с дайверами, обреченными на смерть, но приглушает свет и звуки. Тхюи встает, ожидая, когда из пустоты в груди поднимутся слова.