Кончила Степка мощно, согнувшись под неестественным углом, сжав его руку ногами, сорвав голос, выкрикнув на пике:
— Ми-и-и-и-и-и-и-тя…
Не дав ей прийти в себя, придавил к постели своим телом, распластал, вдавил в матрас. Прижался к еще пульсирующему бугорку своим возбужденным органом и надавил. Степка распахнула изумленные глаза и встретилась с личным цунами. И когда он только раздеться успел?
— Не бойся! — прохрипел, распиная взглядом, лишая слов протеста, — не нарушу… правила…
Слагалица сглотнула испуг, таким она его еще не видела ни разу. Лицо искажено страстью, глаза стали огромные-огромные и в них девятый вал. Шевельнулся на ней. Медленно толкнулся, скользя стволом вдоль лепестков. Степка ахнула и сжала ногами его бедра, ощутив вторую волну возбуждения.
Митя обезумел. Уперев ладони в подушку у ее головы, жадно глядел в глаза и терся собственной твердыней. А она обвила его ногами, вонзила ногти в ягодицы, в кровь прокусила губу и… наслаждалась.
Когда он не вынес томительно-тягучего наслаждения и ускорился, она сама впилась в его губы, приподнявшись на локтях. Их вскрик слился воедино, смешавшись с дыханием, кровью и общим наслаждением. Степке показалось, что ее затянуло в водоворот, сдавило, сплющила, а потом со всего размаху шлепнуло об берег. Дыхание вырвалось из груди, тело сжалось в мучительном экстазе, еще более сильном, чем первый, и рассыпалось на песчинки.
На живот выплеснулась влага Митиной любви и это ощущалось настолько правильным, естественным и родным, что у нее на глаза опять набежали слезы.
Водяник издал тихий, протяжный стон сквозь сомкнутые губы, задрав голову вверх. Кадык дернулся, плечи выгнулись назад, словно он сдерживался, а оргазм его ломал. По груди, спине и лицу катились капли крупного пота, кулаки побелели от напряжения, сминая простыни.
Все кончилось и он испугался, что обидел ее животным натиском, желанием пометить, застолбить своей хоть ненадолго. Прижался лбом ко лбу и выдохнул:
— Прости, Панни, я… чокнулся, кажется…
— Какое чудесное сумасшествие… — ответила она не открывая глаз, — давай еще раз… чокнемся…
— А ты… шалунья! — он рассмеялся, повернулся на спину, утянув ее за собой, уложил себе на грудь и поцеловал мокрые кудряшки, — чокался бы и чокался…
— И я…
— Мить, — позвала через минуту, — как же хочется послать все задницу!
— Угу, заманчиво, — ответил, поглаживая ее спину, — но нельзя…
— Не хочу уходить отсюда! Не хочу испытывать все то… ну…
— Я понимаю, не надо, не объясняй!
— Тебе больно…
— Больно…
— Это неправильно…
— Так сложилось…
— Я против, я не хочу, я не выбирала эту судьбу! Я с тобой хочу быть, только с тобой!