Высоко над радугой (Милоградская) - страница 62

— Потанцуем? — предложил Алан, спустя час. Отставив бокал, я протянула ему руку, с готовностью ныряя в объятия и начиная неспешно кружиться по комнате. Когда он успел потушить свет? Сейчас гостиная озарялась лишь прогоревшими до середины свечами и отблесками уличных фонарей. На душе было спокойно, Армстронг бархатно напевал что-то о летнем времени, и казалось, что мы остались одни на всей планете. Я положила голову на плечо Алану, прикрывая глаза. Он осторожно поглаживал мои волосы, пропуская их сквозь пальцы, и от его касаний по телу разбегались тоненькие ручейки тепла. И это было так естественно и закономерно — когда он наклонился и поцеловал меня.

Нежный поцелуй, казалось, проник прямо в душу, лаская, излечивая от поселившегося там одиночества. Я ахнула от удивления и улыбнулась ему в губы, когда Алан подхватил меня на руки. Обвила его шею, покрывая ее мимолетными поцелуями, легонько покусывая губами мочку его уха. В спальне было темно, только свет ночного города рассеивал мрак. Опустив меня на кровать, Алан лег рядом, нависая надо мной, целуя снова и снова, пока его руки блуждали по моему телу, задирая платье. Он восхищенно выдохнул, когда ладонь коснулась резинки чулок, и посмотрел прямо в глаза, прикусив губу. Под его взглядом, потемневшим, горячим, я чувствовала себя самой желанной женщиной на свете, всемогущей древней богиней любви.

Не сводя с него глаз, я принялась расстегивать пуговицы на его рубашке, доставая ее из брюк, распахивая и проходясь по груди коготками, слегка царапнув затвердевшие соски. Рубашка полетела на пол, и, пока Алан освобождался от брюк, я потянула молнию на боку, снимая платье. Оставшись в одном белье, он сел, глядя на меня. Под этим жадным взглядом я смутилась, вдруг испытав желание прикрыться. Пытаясь избавиться от тянущего, неприятного ощущения, я протянула руки, проводя ладонями по груди, притягивая его к себе, надеясь поцелуем смыть смущение. Но оно не проходило, напротив, росло сильнее с каждым его прикосновением. Кожа начала покрываться мурашками, но не от возбуждения. Наоборот — движения его рук, скользящих по бедрам, губы, прожигающие грудь сквозь кружево, тяжелое прерывистое дыхание — все это вызывало безотчетное желание прикрыться, отодвинуться. Волшебство рассеялось, и только одна мысль билась в голове — хватит! Я не могу так!

Я замерла, не в силах произнести слово, не двигаясь. Паника поднималась откуда-то из глубин, первобытная, лишающая разума. Алан, заметив, что я никак не реагирую на его ласки, поднял голову, прищуриваясь, пытаясь разглядеть выражение моего лица. А я вдруг почувствовала себя глупой. Бесконечно глупой, потерявшейся, обманувшей его ожидания. На глаза против воли навернулись слезы.