Наши леса славились мощными дубами, да хрупкими березками, но никак не таящими угрозу елями. Их у нас и не было почти. Лишь в глуши, близ Рудных болот разросся небольшой еловый лес, в самом сыром, да топком месте, словно предупреждая всех, случайно забредших путешественников об опасности.
Здесь же опасность была везде.
И чувствовала это не я одна. Кобыла, трусливо попятилась от реки, тряся головой и прядя ушами, сопровождая свое отступление жалобным ржанием и пофыркиванием.
— Нельзя, Марь, нельзя обратно, — с трудом справившись с пятившейся лошадью, я спустилась на землю и обняла ее за шею, — там опаснее, чем здесь.
Может быть, лишив себя косы, совершив такую вопиющую глупость я утратила право зваться Премудрой, но не растеряла знаний. И была уверена: дорога, что вывела меня из Тающего леса в это опасное место, обычной не была.
Ночь — время нечистой силы, об этом даже дети знали. Нельзя ночью в одиночку бродить, а если уж понесло лихо в путь после заката, то ни в коем случае с дороги людской не сходить, на голос не идти, и на вопросы повстречавшихся на пути незнакомцев не отвечать. Иначе закрутит, заманит нечистая сила на свою тропу, да загубит.
Неосторожным в наших землях быть опасно…
А я сглупила, не заметила злого умысла и угодила в чью-то чужую, злую игру. Сначала заманили на тропу, закружили, запугали, да выплюнули в незнакомом, но страшном месте, не иначе ожидая, что я обратно брошусь.
Знакомы мне были такие игры, не раз я их видела в исполнении домашних котов. Развлекаясь с пойманной мышкой, они дарили ей призрачную надежду, ждали, пока жертва поверит в спасении, а потом ловили.
Сейчас я была той самой мышью.
— Тише, девочка, — срывающимся голосом пыталась успокоить я лошадь и саму себя, — все хорошо будет. Мы выберемся отсюда.
Марька мне не верила. Я себе тоже особо не верила, но упрямо обнимала кобылу за шею, гладила по щекам и шептала, шептала в подрагивающее, пушистое ухо:
— Главное солнца дождаться, а там уж нам никто страшен не будет. Вот увидишь.
— Люблю наивных дурочек, — признались насмешливо из темноты, — они самые вкусные.
Сердце пропустило удар, скованное ледяной корочкой животного ужаса, а я лишь крепче прижала к себе Марьку. И зажмурилась.
Главное — не разговаривать с ним, а лучше даже не смотреть. Оберегов у меня много и все они исправные, специально для княжеской дочки сделанные. Вреда мне причинить незнакомец не может…если я сама ему этого не позволю.
Недолгая, выжидающая тишина была оборвана недовольным:
— Некрасиво игнорировать того, кто хочет тебе помочь. — с осуждением сказали мне. Звука шагов я не слышала, но голос раздался совсем рядом. — Ну же, посмотри на меня.