Не поверив услышанному, я вытаращил на него глаза.
- Да-да, – подтвердил он с улыбкой. – Вот ты что больше всего любишь делать?
- Я люблю... смотреть, – ответил я, немного поколебавшись от стеснения.
- Смотреть? В смысле, наблюдать? – уточнил Маура, не удивившись.
- Ну, смотреть. Я люблю смотреть на красивые вещи и красивых... – запнувшись, я вовремя замолчал.
- Понятно, – не стал он допытываться о подробностях. – Я тоже люблю смотреть. На звезды, например. Или на воду. Но на звезды больше. А что ты при этом думаешь?
- Ничего.
- Совсем ничего? Этого я еще не пробовал. – Маура снова прилег на траву, закрывая глаза. – Ни о чем не думать... Я вот сразу начинаю размышлять о том, как было бы, если бы можно было достать до звезд, или как мне научиться подольше удерживаться под водой, чтобы выиграть любой спор. А если расслабиться и просто глядеть на что-то... – Он затих, а потом стал насвистывать какую-то мелодию.
- Что это? – спросил я.
- Песенка про гусеницу. Ее часто мальчишки пели в Зараке. А потом отправлялись ловить этих гусениц, с целью посмотреть, что у них внутри.
Увидев, как я ужаснулся, он уже сам захохотал.
- А ты что, никогда не мучил гусениц?
- Нет, господин, – пожал я плечами.
- И не крал урожай прямо с деревьев?..
Я опять покачал головой.
- ...Не ловил ужей руками, не охотился на белок, не швырял камнями в полевых воробьев?
- Нет.
- Интересный образ жизни, – он задумчиво приподнял брови и долго еще молчал.
- Никак у меня не получается выкинуть все мысли из головы, – наконец произнес он огорченно. – Иногда я жалею, что вообще способен думать.
- Почему? – искренне удивился я.
- Ну... Мысли – это как металлическая клетка, – попытался объяснить он. – Вот ты, например, свободен?
- Нет, – сразу сказал я. – Я принадлежу господину Ильба.
- Да хватит уже! – махнул он рукой. – Это все не важно. Ты внутренне, в сердце своем, свободен? Ведь твои чувства, твои желания никому не принадлежат?
- Наверное, нет, – ответил я с сомнением.
- Значит, свободен. А мысли сковывают. Человек становится как бы пленником самого себя, когда начинает думать, кто он вообще такой, и почему все так, как оно есть. Тогда он не может обрести настоящий покой. Или свободу. Как ты считаешь?
Я еще не успел переварить предыдущие вопросы, но мой собеседник, похоже, проникся истинным интересом к моей персоне, желая выяснить как можно больше. С этой точки зрения он немногим отличался от тех мальчишек, которые препарировали гусениц со здоровым детским любопытством.
- Не знаю, – пролепетал я.
- Ну и ладно, – рассмеялся он. – Не буду тебе голову морочить. – Сорвав травинку и покусывая ее, он посмотрел вдаль.