Бок о бок сидят они в темноте. Разговаривают мало. Клей рассматривает процессию звезд. Их блеск кажется подчас нестерпимым. Ему то и дело хочется еще раз обнять Хенмер и он вынужден напоминать себе о том, что сейчас Хенмер не измененный. Возможно, женский облик Хенмер в конце концов вернется, ее пребывание в таком виде кажется ему слишком кратким.
Он говорит нынешнему Хенмеру:
– Я чудовищно варварский? Я – груб? Я резок?
– Нет. Нет. Нет.
– Но я человек рассвета. Я робкая ранняя попытка. У меня есть аппендикс. Я мочусь и испражняюсь. Я испытываю чувство голода. Я потею. Я воняю. Я на миллион лет ниже по развитию. На пять миллионов? На пятьдесят миллионов? Не знаю.
– Мы восхищаемся тобой, каков ты есть, – убеждает его Хенмер. – Мы не критикуем тебя. Конечно, мы, возможно, изменим нашу оценку, когда узнаем тебя лучше. Мы оставляем право не любить тебя.
Тишина длится очень долго. Падающие звезды раскалывают ночь.
Позднее Клей произносит:
– Я не хотел извиняться. Мы сделали то, что было в наших силах. Мы дали миру Шекспира в конце концов. И – ты знаешь Шекспира?
– Нет.
– Гомера?
– Нет.
– Бетховена?
– Нет.
– Эйнштейна?
– Нет.
– Леонардо да Винчи?
– Нет.
– Моцарта!
– Нет.
– Галилея!
– Нет.
– Ньютона!
– Нет.
– Микеланджело. Мухаммеда. Маркса. Дарвина.
– Нет. Нет. Нет. Нет.
– Платона? Аристотеля? Иисуса?
– Нет. Нет. Нет.
Клей спросил:
– А вы помните, что у этой планеты раньше была Луна?
– Да, я слышал о Луне. Но о других не знаю.
– Значит, все, что мы сделали, утрачено? Ничего не сохранилось? Мы вымерли?
– Ты ошибаешься. Твоя раса выжила.
– Где?
– В нас.
– Нет, – с горечью заметил Клей. – Если все, что мы сделали, мертво, то мертвы и мы. Гете. Сократ. Гитлер. Атилла. Карузо. Мы боролись с темнотой, а она поглотила нас. Мы вымерли.
– Если вы вымерли, – возразил Хенмер, – значит мы – не люди.
– Вы – не люди.
– Мы – люди.
– Гуманоиды, но не люди. Может, сыны человеческие. Качественная разница. Слишком она велика, чтобы считать вас нашим продолжением. Вы забыли Шекспира. Вы мчитесь в небеса.
– Ты должен помнить, – говорит Хенмер, – что ваш период занимает очень маленький промежуток времени, и информация, сжатая в этом кратком отрезке, блекнет и разрушается. Разве удивительно, что забыты ваши герои? То, что кажется тебе мощным сигналом, для нас лишь секундный писк. Мы различаем лишь более широкие отрезки.
– Ты говоришь о ширине? – Изумленно спрашивает Клей. – Вы потеряли Шекспира и сохранили технический жаргон?
– Это всего лишь метафора.
– Как ты можешь говорить на моем языке?
– Друг, это ты говоришь на моем языке, – отвечает Хенмер. – Есть только один язык и все говорит на нем.