— Они тебя схватили, чтобы грызлам тебя есть удобнее было, — честно ответил Куся. — Но сейчас грызлы спят ещё. Так что какое-то время у тебя есть. Если честно ответишь и если ты не этот… — Куся сам себя оборвал. — В общем, я тогда тебя освобожу, — закончил он как-то не вполне уверенно.
— Кто — не этот? — сразу же ухватилась за его оговорку Маша.
— Не важно! — рявкнул Куся. — Рассказывай быстро, откуда ты и что здесь делаешь!
— Ты же всё равно не поверишь, — печально сказала Маша, — так чего зря стараться… — на сердце у неё, несмотря даже на хваталки, намертво к ней приклеившиеся, было всё равно тепло — даже улыбнуться хотелось.
Всё-таки она была права: Куся спасал её просто так — по доброте душевной, но потом заподозрил в чём-то, что и не мудрено — она действительно выглядит кем-то абсолютно чужеродным в этом месте, похожем на огромный, устрашающий, но по-своему гармоничный организм.
— Вот расскажешь правду — и поверю, — сурово пообещал Куся и сел, обернув хвост вокруг лап, расправив и наставив на Машу и сяжки, и усики, — приготовился слушать.
Маша вздохнула. И начала рассказывать. Правду. Даже вот интересно было — как на эту самую что ни на есть правдивую правду отреагирует это удивительное и, несмотря на проявленное коварство, очень симпатичное Маше существо.
Сначала Куся слушал очень недоверчиво. Потом — просто недоверчиво. Потом он так увлёкся, что глаза его то и дело вспыхивали огнём, а сам он вставлял реплики — вполне уместные, кстати.
Когда Маша выдохлась и замолчала, Куся еще какое-то время посмотрел на неё изучающе, а потом подошёл и начал перегрызать пушистые стебли хваталок. Дело шло туго… Куся то и дело отплёвывался, тряс головой, прижимая уши, но потом снова бросался в атаку.
Потом он наловчился раздирать стебли когтями, но сначала их всё равно надо было прокусить. Несколько раз он попадал под удары хваталок, не доставших до Маши, но они напрасно пытались приклеиться к его меху.
Куся только встряхивался, шерсть у него вставала дыбом, и, несколько раз хлопнув его своими клейкими лопухами, хваталки отставали.
Когда у Маши освободилась одна рука, она попыталась помочь ему, но у неё ничего не получалось, а пушистые на вид стебли жалились хуже крапивы.
— Сиди уж, — прошипел Куся.
Но Маше тяжело было смотреть на его мучения, особенно после того как она узнала, как жжётся этот обманчивый пушок, хотя, конечно, оставалась надежда, что Кусю он так не обжигает, ведь и приклеиться к нему хваталки не могут, но всё-таки — было вполне очевидно, что дело это тяжёлое и ни малейшего удовольствия кото-мышу не доставляет.