Толпа "встречающих" замерла, как окаменела. И Маша замерла тоже. Только Куся метался в свете факелов, яростно взмявкивая.
Предводитель чёрных — тот, что в капюшоне, вдруг задрожал так, что даже Маша заметила, отступил на шаг и… рухнул на колени, как подкошенный.
— О госпожа! Молю простить самого недостойного из ваших слуг! Позвольте мне доказать свою преданность… — это был тот самый голос, что так уверенно говорил с Машей в прошлый раз.
Она узнала его, несмотря на умоляющие нотки и лёгкую дрожь, искажавшую явно более привычное для него властное звучание. Но лишь когда, после краткого замешательства, все остальные тоже повалились на колени, побросав своё оружие, куда придётся, и рискуя поджечь факелами одежды друг друга, до Маши начало доходить, что эти слова обращены к ней.
"Вокзал отошёл, а поезд остался…" — ошеломлённо подумала она, не зная, как на это реагировать. Из оцепенения её вывел Куся: подлетел и не слишком изящно приземлился на Машино плечо. Было больно — держался-то он когтями, а льняной летний костюмчик от них не защищал ни в малейшей степени.
Маша зашипела сквозь зубы, шарахаясь в сторону.
Куся тоже зашипел — ей на ухо:
— Терпи! И отвечай уже что-нибудь! Народ ждёт…
Народ действительно ждал… Да ещё как! — затаив дыхание и трепеща от ужаса…
— Я подумаю… — медленно произнесла Маша, изо всех сил стараясь, чтобы голос не задрожал, не сорвался, чтобы звучал уверенно и внятно, как минимум.
Вроде получилось: она поймала нужный тон, даже какая-то глубина появилась, откуда ни возьмись.
— Подумаю, как ты сможешь доказать свою преданность и… искупить вину… — кажется, последнее замечание было уже лишним.
Фигура в капюшоне заметно вздрогнула на словах об искуплении, — если вспомнить чудовищные картины, то удивляться тут нечему. "Ни к чему их слишком запугивать, — подумала Маша, — что ж дальше-то, а?.. Проколоться могу в любой момент!"
— Возможно, я и прощу тебя… и искупление не понадобится, — задумчиво проговорила она, добавив нотку снисходительности и удовлетворения.
В ответ Маша ожидала услышать благодарность в той или иной форме, может быть, восхваление своей доброты и милосердия, но услышала иное:
— Наказание от Снизошедших — великая честь для нас! Но как будет угодно Тёмной Владычице… Любая её воля — закон, — говоривший простёрся ниц, а Маша нервно сглотнула.
"Тёмная Владычица, значит… Кто-то из нас точно сошёл с ума. Какая досада… А милосердие у них тут не в чести, и надо об этом помнить…"