— Тебе известно будущее?
— Лишь вероятности, для которых уже существуют предпосылки.
— И каковы они, скажем, у меня?
Андрей не надеялся на ответ, но ангел отозвался:
— Удручающие.
По коже побежал холодок.
— Из-за Асмодея? Теперь их с Белфегором двое на мою душу, да?
Азариил молчал.
— Из-за ранения? — встревоженный Андрей принялся перебирать предположения одно за другим в надежде на реакцию. — Из-за Хранителя? Он ведь покинул меня, правильно?
— От него было мало толку.
— Тогда из-за неприятностей, которые у тебя начнутся после моего исцеления?
— Ты помнишь больше, чем я предполагал, — удивленно заметил Азариил. В его низком голосе появилась характерная хрипотца: значит, занервничал.
— Но ведь ты не совершил ничего… гм, противозаконного? — Андрей перегнулся через проход: — Зар?..
— Ничего, — отстраненно подтвердил ангел.
— Не ври мне! — импульсивно выдохнул Андрей, озаренный внезапной догадкой. — Меня выпотрошили! Я умер. И никто не должен был вмешаться, никто не имел права…
В памяти молнией блеснуло ужасное воспоминание. Много часов он старательно гнал от себя мысли и подавлял болезненные всполохи, освещавшие кровоточившую душу, но сколько ни лукавь, сколько ни прячься — случившееся догонит.
Автобус затрясся, древний движок закашлялся. Пара старушек на передних сидениях трескучими голосами перемывала кости общим знакомым.
Варя больше не шуршала страницами, а дремала, обмякнув в кресле и уронив голову на грудь.
— Пусть отдыхает, — тихо произнес Азариил.
— Твоих рук дело? Усыпил ее? — проворчал Андрей в жгучем раздражении. — Что происходит, Зар? Я видел вас настоящими, бестелесными! Видел истинное обличье демонов! Ведь я действительно умер! Ты вернул меня, вот только поправь, если ошибусь: безо всяких молитв. Самовольно.
Азариил сидел, будто каменное изваяние: натянутый и оцепеневший.
— Говори!
Ангел проигнорировал требование.
— Самоуправство наверняка аукнется, да?
Молчание.
— Хранитель доложит наверх — и что тогда? Тебя отзовут? Накажут? Заменят? — последнее допущение по-настоящему напугало.
Андрей угрюмо, почти враждебно уставился на Азариила, изо всех сил сжимая жесткий край сиденья. Пальцы свело от напряжения.
— Зар, ты рискнул… ради меня, — вместо признательности внутри зародился страх: тоскливый, гнусный. Что бы ангел ни поставил на кон: нимб, крылья, благодать, райские кущи или чистую репутацию — добром это не кончится.
Догадка попала в цель и растопила ледяную корку неестественного ангельского хладнокровия: впервые за целое утро Азариил посмотрел в глаза. И произнес в смятении: