— Звучит, как тост, — слабо смеюсь над ее убежденностью, глядя, как она поднимает бокал с апельсиновым соком.
— Так, давай за это и выпьем, — касаясь стаканом зажатого в моих ладонях напитка, ответно улыбается мне она.
* * *
Я делаю вдох полной грудью, чувствуя твердую поверхность железнодорожной платформы под ногами, и торопливо оглядываюсь по сторонам, в надежде отыскать папин силуэт среди толпы встречающих. Семка крепко держит меня за руку и по самый нос утыкается в намотанный на шее шарф, продрогнув на сильном ветру, кажущемся еще более безжалостным после нагретого вагона.
— А ну-ка, дай-ка, дед на тебя посмотрю! Тяжелый-то какой стал! — появляется пред нами так неожиданно, что я даже невольно вскрикиваю и опускаю свою ладонь на порывисто вздымающуюся грудь, в то время, как мой отец вовсю осыпает внука торопливыми поцелуями.
— Господи, так и заикой остаться недолго! — сетую на его внезапность, потираясь щекой о грубую ткань его зимнего пуховика. Впервые за последние семь тяжелейших месяцев, чувствую себя дома. Не в отталкивающей опустевшей с уходом супруга квартире, а в надежных папиных объятиях, в которых, оказывается, нуждалась настолько сильно, что в носу ощутимо покалывает от набежавших на глаза слез.
— Дороги все замело и автобусы плетутся, как черепахи! Мать там уже стол накрыла, так что нужно нам поторапливаться, пока она сама все не подъела, — добродушно смеется так постаревший за последний год мужчина, что на смену радостному возбуждению приходит тягостное чувство грусти от осознания, что время никого не щадит.
Я по привычке слежу за проносящимися за окном улицами, улыбаясь воспоминаниям, как когда-то мы точно так же ехали с Андреем в такси, и я не находила себе места, безостановочно ерзая на сидении, и рассуждая над тем, как же примет его моя семья. Сейчас, глядя в папины глаза, я смело могу заявить, что будь мой бывший муж в зоне его досягаемости, ему бы явно пришлось несладко, а в ту далекую пору в доме царила такая атмосфера доброжелательности, что одно воспоминание наполняет меня теплом и покоем. Порог родительской квартиры я преодолеваю в куда лучшем настроении, наслаждаясь знакомыми запахами выпечки, папиного одеколона и цветочных французских духов, шлейфом преследующих мою маму, куда бы она ни отправилась.
— Девочка моя, — крепко прижимая меня к груди, все же не может сдержать своих слез. Однако, пытается незаметно смахнуть их с ресниц, наверняка не желая бередить мою рану. Хотя мы обе знаем, что она даже не начала затягиваться. Все так же кровоточит, словно только минуту назад муж признался в своей измене.