— Страшно было? — жадно спросила Снежанка.
— Маленько жутко, куда ж без этого, — глухо отозвалась старуха, — я уж в беспамятстве оттуда вышла, не помню, как до Шубино-то и добралась. Шкатулка вот отчего-то у меня в руках оказалась, и у Медведь-горы в расщелине увидала я саму Хозяйку. Она вышла ко мне — не то утешить, не то наказ дать. Просила сберечь для невесты зимнего царя все это… Говорила, что придет однажды она… ты то есть…
И Марейка кивнула на шкатулку, еще больше погрустнев, словно расставание со сказкой давалось ей тяжело. Жалела ли она, что по глупости да по дурости в девках осталась? Ей ведь, видать, после Морозко ни один паренек не нравился, вот и перебирала их, да так и не выбрала, сама век доживала.
— А Хозяйка красивая? — Снежанке все любопытно было. Да и отвлечь хотелось старуху от мыслей тяжких.
— А то! Страсть — хороша! Глазишша черные с зелеными искрами, потом гляжу — малахит вроде, потом аматистовыми глаза ее стали. Дивные, колдовские… По зиме была она в мехах, да все лицо вуалями прикрывала, но глаза все едино сверкали дивно. Ты, Снежанка, немного на нее похожа, лицо тако ж острое, узкое, глаза, как два камушка в изломе, и губы такие ж красные, как в ягодном соке испачканные… Правда вот, коса у ней черна, угольна, ты ж видно, что земна девка…
Снежанка шкатулку прижала к себе и с благодарностью на бабку поглядела. Надо же, все вот думают — ведьма она, а Марейка всего-то нечастая старуха, когда-то испугавшаяся Той Стороны. Испугается ли Снежанка? В глазах Марейки виделась тревога, да казалось — ночная тайга там шумит.
— Ты, главное, помни, жених твой не любит, коли его дурят. Ежели чего и учудишь, то лучше сразу повинись, а не то осерчает. Вот когда бураны да метели кружат над горами уральскими — то злится Морозко, ярится, характерный у тебя он…
У тебя… Жених… Снежанка с мыслью этой свыкнуться еще не могла, все ей казалось, что сон все, вот сейчас проснется она на своей кровати в закутке за шифоньером в баушкиной избе, и сгинет все. И кот говорящий исчезнет, и ларец этот дивный, и ведьма шубинская, что у печи хлопочет, ещё чем-то гостью угостить собираясь. Все-все исчезнет в тумане зимнем. Но не хотелось Снежанке просыпаться. Не хотелось, чтобы все исчезало.
Нравился ей этот сон.
* * *
Крещенские гадания — дело опасное, запретное. Баушка за них все время гоняла, говорила — не стоит судьбу пугать. Да и не знает, мол, никто, что именно явится к тому, кто в эту ночь страшную отважится заглянуть за грань неизведанного. Черт ли, анчутка какой, кто бы ни был — нечистая сила. По ту сторону иного мира, в зеркалах, во время это жуткое, всякая пакость сидит. Личину натянет, обведет-обморочит, утащит с собой!