И вот из снежной взвеси, за которой едва-едва виднелся пик Шиханки, горы, что над прудом заводским стояла, показались две женщины и мужик. Одеты по старинке, такие вещи Снежанка в баушкином сундуке видала. Мужик — в овчинном тулупе и длинном широком чапане изо льна — кафтане таком, что зимой поверх одежи надевался, в сундуке был похожий, из толстого сукна да ещё с обшитыми кожей локтями. Овчина нараспашку у мужчины-то, и под нею — шелк короткой рубахи из холста, затканного синей пряжей, а из-под рубахи той порты виднеются. Женщины — в праздничных кафтанах, крытых кармазинным черным сукном, тоже явно старого производства. Под ними — сарафаны старинные. Чудно.
Явившиеся из метели призраки долго молчали, стоя напротив Снежанки — вот и успела она и рубаху у мужика разглядеть, и сарафаны на женщинах — круглые, ситцевые, шелком украшенные они были. На ногах у блазней коты — ботинки праздничные, и вообще одежа богатая больно.
И тут мужик протянул Снежанке гостинец — расписную цветную полушалку, платок да высокие ботинки на пуговицах, а женщины — сарафан шелковый и полушубок. Откуда и взяли всё — вроде только что руки пустые были. Словно из метели выдернули.
Поклонились призраки Снежанке и медленно повернулись, чтобы уйти. Спины их согбенные вскоре снегом замело, а девушка растерянно смотрела им вслед, едва удерживая тяжелую одежу, не зная, как ее теперь незаметно пронести внутрь. А, может, метнуться к баушкиной избе да в старом сундуке, что в чулашке стоит, и схоронить? Все едино пока не холодно, и мир все такой же застывший, спящий.
Вот что не мерзла она посреди метели — это особенно удивительно было, Снежанка даже попробовала прикоснуться к намерзшему на заборе льду — показалось, будто полудрагоценный камень погладила. Вот диво, так уж диво! А снег идет крупный, хлопьями белыми оседает на земле и избах, на деревьях и кустарнике, и кажется, что это бабочки летают в сумраке.
Бросилась Снежанка к воротам баушкиного дома, слушая завывания вьюги, страшно — жуть, но отчего-то подарок призраков, которые так похожи были на мастеровых прежних времен, жалко стало. Захотелось спрятать от чужих глаз, а потом примерить, когда в избе никого не будет.
Проскочила Снежанка проулком, вбежала в распахнувшиеся чудесным образом ворота, промчав к калиточке, ведущей к крыльцу — высокому, с перилами по краям. Двери в сени тоже раскрылись сами собой, словно помогал кто Снежанке, она в чулашек-то и влетела птахой всполошенной, глядит — а крышка сундука уже распахнута, и на ней сидит чумазый старичок. Лицо у него скуластое, красивое, как у деда на фронтовой фотокарточке. Не зря говорят, что похожи домовые на своих хозяев — этот, видать, Паньку своего больно любил, уж третий десяток годков пошел, как дед умер, а домовик лика своего не меняет. Снежанка деда не знала, родилась после того, как не стало старика, но сейчас интересно было поглазеть на духа домового.