Он вырос в её доме, когда не стало его родителей. Уверял, что более доброго человека не найти, хоть обойди весь свет. Смеясь, вспомнил, что бабуля Эри — так он ласково её называл — слыла оригиналкой и не вписывалась в местное общество вечно надутых клуш и матрон.
— Кого-то это мне напоминает, — пробормотал мужчина, но я предпочла не поддаваться на провокации и сделала вид, что не услышала его слова.
— Папа вспоминал, что Эри называла себя доброй волшебницей. Утверждала, что в ней живёт дар далёких предков и, шутя, просила отца, если у него родится девочка, чтобы непременно назвал дочь в её честь. Насколько я поняла, она вдалбливала эту мысль ему исподволь долгие годы, и когда я появилась на свет, то сразу же обрела сомнительное наследство — имя прабабки Эри.
Хищник почему-то оживился, словно я не скучную семейную историю рассказала, а поведала шедевральную легенду. Он сел и подался вперёд, жадно ловя каждое слово.
— И как связана крыса с этим рассказом? — вкрадчиво поинтересовался. Надо же: глаза горят, черты заострились, словно он почуял дичь в кустах. Жаль, поохотиться ему не суждено.
— Историю наследства слышал и Эдди. Наверное, без его поддержки, я бы никогда не решилась допрашивать отца. Эдди тогда знатно повеселился. Сказал, что бабка вместе с именем передала мне волшебный дар, и теперь я могу творить чудеса, поднимать из могил мёртвых, оживлять покойников, метать громы и молнии, превращать воду в вино. И тогда, разозлившись, я впервые выкрикнула: «Превращу в крысу!».
Как вы понимаете, ничего подобного делать я не умею, а эта фраза стала некоей привычкой. Когда Эдди меня достаёт, я обещаю превратить его в грызуна. Он привык. Я привыкла. Детская игра — не более. Но когда я произношу эти слова, как бы подаю сигнал, что Эдди зарывается, а я сержусь.
— Надо же, — о, мой Бог! Он улыбался. Причём это была не снисходительная улыбка или усмешка, а чистой воды удовольствие, словно только что он единолично слопал торт миссис Фредкин. — А вы никогда не задумывались, что в этом может быть правда?
Я моргнула.
— В чём? В том, что прабабка обладала какими-то там способностями? Или в том, что я унаследовала от неё не только имя?
— И то и другое.
Я рассмеялась. Расслабилась. Наверное, это неприлично, но я позволила себе лечь в траву — так приятно слушать, как шепчет луг, принюхиваться к запаху медвяных цветов.
— Жаль, вы не знаете моего отца. Он — прагматик до мозга костей. Рационалист и ярый материалист. Папа не верит в высшие силы, стойко переносит походы в церковь, и хоть я никогда не слышала, чтобы он хаял бога, мне кажется, он в него никогда не верил. Более приземлённого человека не найти.