Во-Ло-Де я сказал, что он мой настоящий друг, и что я никогда не забуду его доброты. Гораздо труднее мне было объясниться с Джи. Когда она узнала, что я хожу поехать в Вашингтон, чтобы потом возвратиться к своему народу, она громко заплакала, причем ничуть не стеснялась своих слез. «Ведь мы же любим друг друга, — сказала она и тут я понял, что это действительно так, хотя до этого мы ни разу об этом и не говорили, — а ты хочешь все испортить и вновь уйти в эти свои проклятые прерии. А как же я?»
Я попытался объяснить, что я страшно устал от жизни среди белых людей и что ещё немного, и я этого просто не выдержу, но она стала называть меня разными ласковыми именами и просила лишь об одном — потерпеть хотя бы ещё немного, а вдруг эта жизнь мне все же понравится. «Ну и потом, — сказала она и покраснела, — ведь если бы мы поженились, то могли бы жить своим домом, причем даже где-нибудь поблизости от твоих близких, и ты имел бы все самое лучшее и со стороны белых и со стороны индейцев!» Такая мысль мне тоже уже приходила в голову, и я сказал ей, что в этом отношении я с ней полностью согласен, однако нам все-таки придется немного подождать.
— Я не хочу терять ни тебя, ни своих отца и мать. Я должен увидеть их, увидеть своих соплеменников и очень о многом им рассказать. Потом… потом я обязательно вернусь к тебе, Джи, но только ты должна будешь пообещать, что будешь меня ждать и дождешься обязательно!
Она ничего не сказала в ответ, а сидела на кушетке и плакала. Тогда я первый раз за все то время, что мы встречались, поцеловал её в шею и вышел из комнаты, чтобы не расстраивать лишними словами ни её, ни себя. Мужество мое было поколеблено и был момент, когда я серьезно подумал, что может быть мне и правда не стоит никуда уезжать? Однако я тут же вспомнил отца и мать, подумал о том, как много я всего перенес ради того, чтобы помочь своему родному племени и постарался преодолеть свою слабость. «Я постараюсь вернуться и увести отсюда мою Джи, — подумал я спускаясь вниз по лестнице, — но только лишь после того, как расскажу моим сородичам обо всем, что я узнал пока жил у бледнолицых. Вот тогда мой долг будет выполнен и я смогу со спокойной совестью жить дальше так, как это подсказывает мне мое сердце и говорит голос разума».
* * *
— Ну, а потом когда подошло время визита вождей в Вашингтон, я поехал туда на поезде, причем в кармане у меня лежало письмо от Джи, в котором она извещала меня, что встретится со мной в Вашингтоне, куда родители отпустили её погостить у тетушки, которая содержала там маленькую пошивочную мастерскую. «Я целый год работала как проклятая, — заявила она своим домашним, — а вот теперь, когда меня тетя наконец-то пригласила к себе погостить, у вас вдруг возникают какие-то «сомнения». Я еду — и все тут!»