— Я понял, о Татанка-Ийотаке, и все сделаю, как ты сказал!
— Хорошо. Тогда запомни, что в месяц, когда линяют пони, я к вам приеду опять и посмотрю, чего вы добились. Я сказал вашему вождю и также твоему отцу, чтобы тебя слушалась не только молодежь, но также и старые, заслуженные воины. Особенно это касается всего, что связано с обучением стрельбе. Постарайтесь, чтобы ни пауни, ни кроу, никто из воинов враждебных нам племен, не пронюхали о том, что у вас есть такое оружие и что вы все учитесь им пользоваться. Пусть даже девушки у вас умеют стрелять, так, как это умеют женщины из той далекой страны, о которой тебе рассказывал твой полубелый друг. Это хорошее умение и пусть оно придет и в наши палатки. Я хочу, чтобы все вожди, включая и вождя Красное Облако, и все Семь Костров племенных советов озаботились бы этим же самым и тогда, возможно, что в будущем мы сможем отстоять нашу землю от белых захватчиков. Хау!
В ответ я молча кивнул ему головой и вышел из палатки. Признаюсь, тебе, что крайне противоречивые чувства породили во мне эти слова нашего верховного жреца. С одной стороны я знал, что сделаю все, о чем он мне сказал. С другой меня терзали мысли о Джи. Получалось, что в ближайшее время я не только не смогу привести её в один из приграничных городков, где мы могли бы жить вместе, но и сам не смогу поехать к ней.
* * *
— Зима в тот год, — продолжал рассказывать Солнечный Гром, — была снежной и холодной, но так как летом и осенью охота на бизонов была удачной, то в мясе мы начале не нуждались. К тому же мы перенесли нашу стоянку к самому лесу, и там охотились там на лосей и оленей. А потом дичь закончилась, и мы… откочевали в резервацию вождя Красное Облако, расположенную на реке Уайт. Впрочем, оказалось, что очень многие дакота хотели перезимовать в резервации в надежде, что их там будут кормить. Агент резервации по имени Джон Савилье оказался в полном замешательстве. В десятом пункте договора Ларами было ясно сказано, что питание выделяется правительством только тем индейцам, чьи вожди подписали договор. Северные дакота, то есть и мы в том числе, не приняли участия в его подписании, и кочевали за пределами резервации. Однако Савилье не рискнул отказать диким краснокожим из опасения, что они заберут пайки силой, и написал донесение в Вашингтон, что выделенных на месяц восьмисот тысяч фунтов говядины для такого количества индейцев, что собралось у него в резервации, катастрофически не хватает.
Требовалось провести перепись индейцев, которые согласились жить в резервации. И вот тогда, надеясь заручиться помощью вождей оглала, Савилье устроил для них на Рождество пиршество, где и рассказал о предстоящей переписи. Красное Облако воспротивился, заявив, что пока правительство не пришлет им ружья и боеприпасы, об этом не может быть и речи. Савилье оказался не менее упрямым, чем вождь, и спустя несколько дней самостоятельно отправился считать мужчин и женщин племени оглала. Он и предположить не мог, насколько эта затея окажется опасной для его жизни. Никогда прежде их не пересчитывали, и они, привыкшие к обманам белых людей, усмотрели в этом угрозу. В первом же лагере Савилье схватили, препроводили назад в агентство, где учинили ему настоящий допрос. Бедняга уже сам был не рад проявленной инициативе, да только вырваться из окружения взбешенных воинов не мог, и лишь появление Красного Облака спасло его от расправы.