Поскольку я пребывала в некоторой прострации, Тирс за руку подвел меня к императорской свите, выстроившейся парами и приготовившейся к парадному выходу. Шесть придворных — трех лиер и трех лееров, имена которых я забыла сразу же после представления — поглядывали на меня с большим любопытством, сомнением, однако при Максильене приставать с каверзными вопросами не рискнули. Но взгляды приближенных говорили об их отношении более чем красноречиво: низшая аристократка не пара племяннику императора.
— Вера, улыбайтесь! — шепнул Тирс перед тем, как двойные створки распахнули лакеи, и под торжественную музыку мы двинулась в зал…
Аристократическое общество, явившееся на бал во всем великолепии и кричащей роскоши, склонило перед нами головы, но их взгляды испепеляли. Гнев, возмущение, откровенная зависть, показное пренебрежение и даже насмешки читались во взорах, обращенных ко мне — скандальной гериде, удостоенной чести следовать сразу за Их Величествами.
Мне только и оставалось, как «сделать лицо кирпичом» и, изображая гордую поступь, неспешно сопровождать императорскую чету к тронам.
Максильен для торжества облачился в белый мундир и красные брюки, а императрица в роскошнейшее голубое платье, отдаленно напоминавшее мое. Не знаю, как Эдалина исхитрилась подгадать с фасоном, однако теперь, как бы лиеры не ненавидели меня, никто из них не отважится критиковать мой вкус. Вспомнив об Эдалине, я не сдержала улыбку, и за спиной тотчас зашептались. Музыка заглушала звуки, но не надо семи пядей во лбу, чтобы понять, зачем лиеры прикрываются веерами и склоняют голову к собеседникам, и почему мужчины пошло улыбаются.
Императорский двор давал всего два бала в год. И на Осенний — самый главный — пригласили больше двух тысяч человек. Да после «крещения» им, остальные светские мероприятия будут мне нипочем.
Прошествовав по алым ковровым дорожкам, высочайшая пара поднялась по ступенькам на выступ и заняла места на двух тронах золотистого цвета. Рядом с ними на соседних стульях, расположенных вдоль стены, сели Эдалина и другие высокороднейшие лиеры. Мы же с Тирсом стояли у подножия, среди министров с супругами и дочерьми и другими влиятельным аристократами.
Меня рассматривали, сравнивали с Вирнестией, откровенно обсуждали. Я пыталась не показывать волнения, но сама не заметила, как вцепилась в Тирса крепче обычного. А он в ответ лучезарно улыбнулся и нежно поцеловал мою руку. И этим поступком раздразнил дамочек, и так зеленых от зависти.
Одну из них, смотревшую с откровенной ненавистью, я даже узнала. Герида Ивата