— Увы, герида Ивата, она в единственном экземпляре.
— Как жаль, — герида капризно скуксила миловидное личико и повернулась ко мне.
— Вам будет завидовать все столичные модницы.
Я покосилась на себя в зеркало, повертела головой и приняла окончательное решение.
— Не люблю, когда завидуют, — сняла ее.
— Но она же вам к лицу! — воскликнула незнакомка, округлив глаза. — И вашему спутнику нравится.
Я, конечно, засомневалась, однако, не будучи уверенной, что в шляпке не стану посмешищем, не стала рисковать и транжирить деньги викарта. Развязала ленты, сняла головной убор и протянула хозяйке салона. Не знаю почему, но улыбчивая собеседница меня злила. Захотелось избавиться от нее, потому я, по примеру Эдалины, прижала руку к виску и простонала:
— Ох!
Тирс тут же заботливо подхватил меня под руку и повел к выходу. Я думала, что мы пройдемся до следующего магазина пешком, однако он открыл дверцу скаперта. Мы сели, и только потом он улыбнулся.
— Восхищен.
— Чем? — не поняла я.
— Всем. Мода бывает идиотской. Перья же похожи на рога.
— Но ты посоветовал мне! — возмутилась я.
— Я хотел оценить твой вкус. Кстати, а почему не ткнешь меня носом, что той лиере шляпка понравилась?
Я пожала плечом.
— Если ей понравилась — пусть покупает.
Тирс громко зааплодировал и заулыбался.
— Знаешь, кто такая герида Ивата?
Я испугалась, что это здешняя икона стиля, тонко разбирающаяся в последних писках моды, однако Тирс огорошил:
— Одна из подпевал Мелии. Решила использовать случай, чтобы потом с каждой знакомой смаковать, какой у тебя дурной вкус, раз ты купила рогатую шляпу.
— И ты молчал?! — обиделась я.
— Вера, ты умна. Кроме того заметила, что нахваливая шляпу, я шутил. У тебя есть свое мнение, свой вкус. А раз ты смогла выбрать утонченную первую, я не сомневался, что у тебя хватит благоразумия выбрать и другую.
— Жук ты!
— Вот и вся благодарность за доверие! Между прочим, Вера, если бы я считал тебя глупой и не способной — вел бы себя совсем по-иному.
Да-да, согласна, понимаю, но все равно обидно. Я привыкла чувствовать в Тирсе надежное плечо. Он хоть и заносчив — выдержан, имеет стержень и гордость, поэтому никогда не пнет слабого. А меня он считает слабой?
Сначала на Веру обрушился скандал, а затем занятия с Нестого. Это совершенно выбило ее из колеи, и она поникла. Будучи в бешенстве, я сделал все, чтобы новое место пришлось искать не только ему, но и его дяде, протежирующему дуболобого племянника.
Однако Вере от этого не стало легче. Смотря на нее поникшую, я испытывал вину. Если бы она рыдала, истерила, укоряла, как обычно поступают женщины, было бы проще. Но из ее уст не прозвучало ни единого упрека.